Владимир Гончаров - Апокриф

После этого велеречивого запева «сектовед» перешел непосредственно к анализу деятельности настоятеля Фантеса. По его словам выходило, что Хаардик, совершенно забыв о долге священнослужителя, действующего от имени уважаемой в мире Церкви, создал при храме под красным камнем некое полуязыческое сборище людей, в большинстве своем равнодушных или даже враждебных к основным догматам религии и упражняющих свою гордыню в собственном понимании и веры, и места в ней церковной иерархии. «Сектовед» приводил ужасающие образцы проповедей настоятеля Фантеса, из которых неискушенный верующий мог легко сделать вывод, например, о том, что высокие нравственные начала не являются прямым следствием глубокой религиозности, а могут вполне нормально существовать параллельно ей, или даже вне ее. Еще одним грехом, тонко подмеченным автором статьи, являлось то, что главным моментом, притягивавшим людей в храм под красным камнем, стали не красота и величие богослужения и не желание получить отеческое назидание в рамках канонических ритуалов, а развязное общение прихожан между собой и с самим настоятелем, который, явно используя приемы психотехники, подчиняет обращающихся к нему людей своему влиянию и подменяет авторитет церкви собственным авторитетом. В результате, верующие в стенах храма, принадлежащего к одной из ортодоксальных церквей, обманом приобщаются к некому суррогату религии, не имеющему ничего общего с Церковью Бога Единственного и Светоносного… Старательное светило, кроме сказанного, нашло еще массу оснований для того, чтобы, хотя и белыми нитками, соорудить из настоятеля Фантеса злокозненного сектанта, использующего стены храма во вред той самой религии, которой он должен служить. В конце статьи, разумеется, были заданы вполне провокационные вопросы: не означает ли поставление в настоятели «краснокаменного» прихода такого человека, как Хаардик Фантес, признаком некого крутого поворота всей этой Церкви от достойной сожаления схизмы к глубокому еретичеству? Либо это факт печального неведения или наивной слепоты архипастырей Бога Единственного и Светоносного, не способных увидеть явного зла, свившего себе гнездо внутри самой иерархии?

На статью валом пошли хорошо подготовленные отклики. Свое возмущение покушением на самые основы веры высказывали и «белокаменное» священство, и младшие клирики, и рядовые прихожане. Нашлись недоброжелатели и среди паствы самого настоятеля Фантеса, правда, в основном, анонимные.

«Вы посмотрите, как при новом настоятеле стали проходить шествия по случаю религиозных праздников! — восклицал кто-то из таких возмущенных. — Это какой-то карнавал и бесовское действо, а не ритуал во славу Божию! Разве фейерверк, пляски и неуемное веселье толпы пристали святому торжеству?»

В постепенно разгорающийся костер скандала были подкинуты и порции весьма вонючего материала иного сорта. Через пару желтых газетенок реализовали грязненькие намеки о якобы возможном увлечении целибатного «краснокаменного» священника молоденькими особами женского пола. Была даже опубликована мутная фотография, представлявшая со спины некую мужскую фигуру, одетую в повседневное облачение священника и при этом обнимавшую за талию довольно юную, судя по некоторым признакам, девицу. Фон, на котором находились оба персонажа, выглядел вовсе невразумительным, но подпись под снимком сообщала о том, что «господина, похожего на настоятеля Фантеса, сфотографировали в столь пикантной ситуации прямо в церковном дворе». Более серьезные издания с положенным в таких случаях жеманством замечали, что, с одной стороны, верить бульварной прессе как бы и нельзя, но, с другой, — дыма без огня, знаете ли…

Нашлись люди, которые решительно встали на защиту травимого священника. Но все они, как назло, оказались людьми самых либеральных взглядов, в том числе и в вопросах веры. Один из них вообще оказался записным атеистом. Они действовали из самых лучших побуждений, но своими выступлениями только усугубили ситуацию. Ортодоксы буквально взвыли от восторженной злобы: «Вы посмотрите, кто его защищает!!!»

Наконец, дело приняло такой оборот, что епархиальное начальство Хаардика уже не могло не замечать громкого скандала вокруг своего священника и было вынуждено реагировать. Открыто встать на сторону молодого настоятеля не представлялось возможным. Водившийся за ним грех новаторства и вольнодумства был хорошо известен, но идти по пути каких бы то ни было реформ вовсе не входило в планы отцов «краснокаменной» церкви. С другой стороны, прибегнуть к жесткой репрессии в отношении священника, возродившего «мертвый» приход, склонившего (хотя и не вполне канонически) значительное число верующих к посещению именно «краснокаменного» храма, создавшего цветущую общину, регулярно отчислявшую солидные епархиальные взносы, — представлялось также нелогичным. Тем более все прекрасно понимали истинные мотивы, по которым Хаардик подвергся такому беспардонному шельмованию. Компромисс не заставил себя ждать. Премьер-епископ, рассмотрев по докладу специального ревизора «художества» настоятеля Фантеса, не запретил его в служении, а, сделав подобающее внушение, перевел в другой приход. Надо ли говорить о том, что это снова оказалась страшная дыра, открывавшая неуемному гордецу нетронутое поле для нового подвига…