Борис Мишарин - Исцеление

— Эти станут преданными псами тебе, — ответил Николай Петрович, — когда менты уйдут после обыска из твоего дома, привезешь их, набьешь по шишке на голове. Им это будет сигналом проснуться, да и шишка на голове не позволит сомневаться — перехитрили, отоварили сзади, вот и провалялись сутки без сознания. Политработу, естественно, с ними проведешь.

Они рассмеялись вместе.

— Ладно, они все равно ни хрена не знают, — Граф отвел Михайлова в сторону и уже тише спросил: — А мои ребята не расколются при случае?

— Ты им веришь?

— Верить — верю, но говорят: доверяй, но проверяй, — засомневался вдруг Граф.

— Способные на предательство остались в поле, да и помнить они завтра об этом уже не будут — ни к чему лишние знания, — отмахнулся от этого вопроса Михайлов, — пойдем, посидим в машине, там теплее, — съежился он, возможно представив — каково сейчас некоторым в земле. — Поговорим о другом вопросе. Здесь уже все, пусть твои увозят их поближе к дому.

Граф отдал распоряжения и машины, заурчав моторами, тронулись одна за другой. Остались Рак с Танцором, они тоже не стали мерзнуть на улице, усевшись в другой автомобиль.

— Ты знаешь, что Вика беременная, в августе ей рожать, — начал Михайлов, — хотел дом к следующему Новому Году построить, начал бы нулевой цикл по теплу, гораздо дешевле, чем зимой начинать. Но придется, видимо, Вика с детьми должна в новый дом въехать. Что посоветуешь, Саша?

Граф задумался на минутку, прикурил сигарету, давая прикурить и Михайлову, вытащил две банки пива, подавая одну Николаю Петровичу, отхлебнул несколько глотков. Потом уже не спеша заговорил, словно еще обдумывая каждое слово.

— Недалеко, где ты живешь сейчас, пустырек имеется, три года из-за него споры идут. Хотели построить детский сад, а Бром себе лачужку поставить с приусадебным участком. Губернатор тебе этот пустырек без проблем отдаст, он мужик с головой, умеет думать перспективно. И с клиникой поможет, построит за счет средств города и области, я уверен в этом. Но если уж нет, то я тебе помогу, одного никогда не оставлю, можешь не сомневаться даже. Так, что будешь ты и с домом и с клиникой. А с губернатором советую поближе сойтись, не любят его в Москве за самостоятельность, вы и поддержите друг друга.

Александр с удовольствием припал к банке, холодненькое пиво тонизировало в теплой машине.

— Да, он мне звонил сегодня, обещал подъехать завтра к шести вечера, посмотреть, поговорить.

— Не в шесть, в пять или раньше приедет, я его знаю, сам все посмотрит, с больными поговорит. Уверен, и помещение получше найдет, пока клиника строится, умнейший мужик, не дают ему развернуться…

— Хорошо бы помог, — вздохнул Михайлов.

— Поможет, доктор, поможет. Он кровно заинтересован, выборы через год. Он уже сейчас наверняка понимает, что ты его можешь в кресле оставить или пнуть под зад коленом. Для Москвы он очень несподручный, а за тебя зацепится — никто его не свернет.

— Я не собираюсь в политику лезть, зачем мне это? Косвенно, правда, придется…

— Ни хрена себе косвенно, — удивился Александр, — ты перед выборами скажешь по телевизору, что не помогает тебе губернатор и кранты ему, не проголосует народ. Скажешь, что благодаря ему у тебя новая клиника и помощь оказывает всяческую — и будет он единственным губернатором России, кто смог такое огромное количество голосов набрать. У тебя уже сейчас народный рейтинг самый высокий в области, а что через год станет?

— Непривычно как-то, — пожал плечами Михайлов.

— Девочкам твоим тоже непривычно в шубах ходить и с охраной ездить. Ничего — ходят, ездят.

Они рассмеялись оба.

— Повезло мне с ними, хорошие они, настрадались в свое время до соплей. Очень они мне дороги — и жена и теща, а ты почему, Саша, не женишься, не мальчик уже, давно пора?

Николай Петрович почувствовал, что задел больную тему, Александр задумался, потом нехотя заговорил:

— Нравится мне одна и я ей вроде бы. Иногда мне кажется, что любит она меня, иногда, что мои деньги. Страдаю, мучаюсь и заговорить не решаюсь — она знает, что я раньше с другими спал и с ней в том числе. Боюсь получить отказ или жену по расчету, — он вздохнул тяжело и скис совсем.

— Знаю, о ком говоришь, видел, как она на тебя смотрит. Верь — любит она тебя по-настоящему, и попрекать никогда не станет. Ты же их не только для домашних работ брал и они знали, на что шли. Так, что здесь другая история с пересыпкой, — он улыбнулся, — а других потом уволишь, она себе сама горничных найдет.