Борис Мишарин - Исцеление

Юля не хотела мешать Виктору с Оксаной и решила пойти к отцу, помочь ему на операциях, взяв на стол человек пять, что бы отец мог сегодня пораньше прийти домой.

Идя по коридору в операционную, она услышала за спиной тихий шепот: «Дочка Михайлова, уже профессорша, говорят классная хирургиня, операции не хуже его делает, через год — два отца перещеголяет». «Да, у них вся семья такая, на то и ученики — что бы превосходить своих учителей. Интересно — зачем пришла, будет оперировать или нет»? — спрашивал другой голос.

Юля, заходя в операционную, улыбнулась, всегда приятно слышать лестные слова в свой адрес, знать, что в тебя верят и доверяют самое дорогое — жизнь. Она пригласила первого больного и, как ей показалось, это был один из говорящих о ней людей. Просканировав его, поняла, что после нескольких острых приступов воспаления поджелудочной железы, она стала «переваривать» саму себя. Решив эту проблему достаточно быстро и эффективно, Юлия взяла еще четверых. Выйдя в коридор, она столкнулась с отцом.

— А мне говорят, что по записи все больные прооперированы, но желающих сегодня больше обычного, — улыбался он, — больные рассчитывают на тебя, на твою помощь, Юленька. Ты иди домой, я скоро подойду — не хочу лишать их надежды, возьму пятерых вне плана.

Михайлов ласково обнял дочь и легонько подтолкнул ее к двери, а сам вернулся в операционную. Молва уже облетела стоянку автомашин около клиники — возьмут еще пятерых — каждый надеялся, что назовут его имя. Маленький список зачитали в соответствии с последующей очередностью, попавшие в него радовались, другие, смиряясь с судьбой, вздыхали — их день придет завтра. Но уверенность в излечении не покидала никого, день — два можно и подождать, главное они в списке! Если раньше больные, выбирая по возможности врача, раздумывали — вылечит ли, сможет ли, то сейчас, попадая в Михайловский список, уже с уверенностью ждали благого часа исцеления. Михайлов с большой ответственностью относился к деонтологии — науке поведения врача с больным — не давая коллег в обиду, разъяснял скрупулезно, что подавляющее большинство медиков заслуживают всеобщего уважения и почета, но не каждый человек может быть Чайковским в музыке, Толстым в литературе, Улановой или Плисецкой в балете, Михайловым в медицине.

Прооперировав и разбудив последнего, Михайлов собирался выйти из операционной, но больной попросил его задержаться на минутку. Предчувствуя важность разговора, он решил пригласить пациента к себе в кабинет.

— Вы одевайтесь, не торопитесь, я буду ждать вас у себя в кабинете, вас проводят ко мне: там удобнее разговаривать.

Михайлов попросил Аллу в приемной:

— В предоперационной ветеран одевается, ты проводи его ко мне, пожалуйста. Что-то серьезное он сообщить хочет, и домой позвони, скажи, что немного задержимся.

Михайлов вошел к себе, как обычно, поудобнее устраиваясь в кресле, налил пиво и закурил, поджидая ветерана, прошедшего нелегкий солдатский путь от Москвы до Берлина. Очень он уважал участников Великой Отечественной, особенно простых солдат, на плечи которых легла основная тяжесть войны. Заглянув в список, прочитал: Захаров Ефим Степанович.

Ветеран вошел робко и неуверенно, Михайлов, выйдя из-за стола, усадил его в кресло, сел напротив.

— Ефим Степанович, — обратился Михайлов к ветерану, протягивая ему маленький кусочек металла, — вас уже более не станет беспокоить этот осколок войны, подлечил я вам и сердечко и желудок, так что вы теперь, можно сказать, помолодели. А поэтому я предлагаю вам принять со мной фронтовые сто грамм.

Алла быстро накрыла на стол, порезала колбаски, овощей, хлеб, достала водку и рюмки.

— Да как же так, Николай Петрович, неужели мне такая честь — вместе с вами за одним столом… и водочки еще отведать… Не поверит никто.

— И не надо, а мы сфотографируемся с вами на память.

Алла достала поляроид и щелкнула их пару раз, отдала фотографии Захарову, потом вышла из кабинета, давая возможность ветерану высказать, не стесняясь, наболевшие в душе вопросы.

Выпив и закусив, Михайлов приготовился слушать. Захаров еще долго не мог собраться с мыслями, видимо, растерялся от радушного приема, да и возможно тема разговора была нелегкой. После второй рюмки он расслабился и заговорил.

— Николай Петрович, мы, ветераны, очень ценим и уважаем вас, вам тоже нелегко досталось в Афганистане и Чечне… И особенно мы благодарны вам за то, что принимаете нас без очереди и без оплаты. Символический рубль, который мы оплачиваем, скорее является какой-то приметой, чем деньгами. Но один вопрос не дает мне чувствовать себя спокойно, даже в эти радостные минуты выздоровления, камнем лежит он на сердце, бередя душу. Расскажу все по порядку.