Валерий Иванов - Последнее искушение Дьявола или Маргарита и Мастер

Уже через четыре года после его смерти Клавдий I впервые купит преданность войск за деньги, пообещав каждому легионеру по пятнадцать тысяч сестерций, после убийства императора Калигулы. После этого множество императоров обретут власть путем подкупа армии и ее полководцев.

— Где взять деньги? — этот вопрос стал постоянным и самым мучительным.

Вызванный к императору Полибий, предложил заняться проверкой реестров римских граждан. По его сведениям ряд богатых вольноотпущенников называли себя гражданами Рима и пользовались привилегиями, на которые по закону не имели права. Следует наказать обманщиков со всей строгостью — конфисковать их имущество, а самих вновь продать в рабство. Некоторым из них публично отрубать головы на Эсквилинском поле.

Столичный претор Гай Юлий Полибий, умный, энергичный и разворотливый, был, пожалуй, самым доверенным лицом императора. Особую благосклонность он заслужил, организовав для Тиберия тайный клуб чужих жен, после того, как глава Рима пожаловался ему на свою пресыщенность ласками куртизанок и наложниц.

Ночные клубы, существовавшие в городе, по примеру развращенных афинян, пользовались особой нелюбовью императора. По его приказу ночные дозоры постоянно громили греческие образчики разврата, арестовывая молодых патрицианских буянов, мешавших спать своими дикими дебошами добропорядочным римским гражданам.

Клуб, организованный расторопным Полибием, состоял сплошь из жен нобилитета — самых богатых и влиятельных сенаторов и патрициев. Вход в него был свободным и абсолютно добровольным. Ушлые свахи смогли быстро уговорить пресыщенных и скучающих от безделья патрицианских матрон дарить свои ласки самому императору, находясь при этом в масках. Это придавало особую остроту ночным оргиям.

Если же император, желая узнать, кто подарил ему столь изысканные нежности, снимал маску с лица незнакомки, она была вправе обратиться к владыке римской империи с любой просьбой. Будучи скупым от природы, Тиберий не слишком часто позволял себе раскрытие инкогнито любовной партнерши.

Матроны были столь вычурны в ласках и ароматах своих тел, что император иногда с нетерпением ждал новой встречи, каждая из которых дарила свою неповторяемую интригу. Одни из них приходили совершенно бескорыстно, лишь для того, чтобы познать всю остроту ощущений, отдаваясь повелителю Римской империи. Другие, таких было немного, умышленно сдвигая маски, как бы в пылу любовных утех, просили должности для своих мужей и родственников. В просьбах никому не отказывалось, слух об этом быстро разнесся, и поэтому очередь на общение с ним растягивалась на недели.

Этим изредка пользовался дуумвир. В его власти было допустить к императору сегодня или через месяц или вообще отказать в свидании с венценосным, и некоторые понравившиеся ему матроны не миновали и его ложа. Но это было редко — Полибий не был сластолюбцем.

Когда он в очередной раз явился к императору с докладом о положении дел в столице, цезарь, в награду за скрашивание своего досуга, молча стянул с руки большой браслет из красноватого червонного золота, выкованный наподобие дракона, и сам одел его под локоть левой руки своего любимца. Тот прикоснулся к подарку губами и склонился в глубоком поклоне. Голова дракона сверкнула двумя зелеными изумрудами глаз. Немного погодя, Тиберий отправил в ссылку за незначительную провинность второго соправителя Рима и Полибий стал единоличным главой столицы империи, нося по-прежнему титул дуумвира.

Отныне римский император ежедневно мог предаваться любовным утехам с представительницами самых знатных фамилий государства. Почти каждодневные ночные ласки истощали его тело, а выпиваемые в процессе наслаждений вина иссушали его мозг и желудок. Бани и массажи уже не могли полностью восстанавливать утраченные силы. Тиберий двигался навстречу своей гибели.

Но не только безнравственность, распущенность и умопомрачительная развратность знатных римских матрон вовлекали его в ночные оргии. Страсть к этим глубоко порочным женщинам подогревалась желанием унизить римский нобилитет.

Сколько изощренного удовольствия он испытывал, находясь в стенах Сената и глядя в самодовольные лица многих сенаторов, на величавые головы которых он лично мог возложить рога. При этом император закрывал глаза, в подробностях вспоминая фигуры и позы красавиц, трепетно и страстно раскрывавших ему свои объятия.