Агнета Плейель - Пережить зиму в Стокгольме

ПИСАТЬ

Постоянное жужжание включенного компьютера раздражает. Но если его выключить, спокойнее не становится. Слишком много вина, слишком много сигарет.

ФАКСЫ

Звонки от Эмма из его комнаты в Вазастане, где он работал, и факсы — иногда по нескольку в день — были как луч света. Его слова — непредсказуемые — сверкали, как бабочки, неожиданной радостью.

I KNEW THIS WOULD HAPPEN. YES, OH YES. FOR YEARS I KNEW IT.

(Я знал, что это случится. О да. Я всегда это знал.)

Она пригласила его пообедать к себе. Он как ни в чем не бывало перебрался через кучи вещей, выставленных ею в прихожую, ни о чем не спросил. Возможно, подумал, что это шведский обычай решать проблему нехватки места в гардеробе. Он вообще ни о чем не спрашивал. Ему было приятно, что она готовит для него еду. Он стоял, прислонившись к дверному косяку на кухне, балканский ковбой в стертых сапогах, и с нежностью наблюдал, как она режет лук. Она любила, когда было для кого готовить, и старалась. YES, OH YES. Он поймал ее в охапку. Они упали в кровать. Все-то он знал заранее. И все случилось именно так, как он себе представлял. Она не смогла удержаться от смеха. Он шутил. Ей это нравилось. Но не исключено, он говорил серьезно, и это ей тоже нравилось. Быть легкомысленной рядом с Эммом, поиграть. Ветер приник к приоткрытому окну, пел и завывал на весь дом. Они тихо лежали и слушали. Ни о чем друг друга не спрашивали. Когда Эмм рядом, важно только настоящее. Зачем знать много, вполне достаточно немногого. Но в конце концов ее любопытство пересиливает.

A MEMORY FROM YOUR CHILDHOOD? Воспоминания детства?

Она попросила его рассказать.

Эмм немного подумал. Лысый певец, репетирующий арию сопрано на пустой сцене. Далекий свет из пыльного окна. Старик, медленно метущий улицу. И пленительный запах парфюмерии и косметики. Его мать сидит перед зеркалом, он у нее на коленях. Он помнит запах. Отсюда его любовь к поверхностной красоте — некоторым дешевым фильмам, неприличным эротическим приключениям.

IS YOUR MOTHER DEAD? Твоей матери нет в живых?

Это она так спросила.

Он растерялся. Тогда она добавляет, что вроде бы он упоминал о ее смерти тогда, одиннадцать лет назад, в ресторане. Он долго молчит, смотрит на нее. Ему не помнится, чтобы он об этом говорил. Но это правда, она умерла, наконец говорит он. Нет, не когда он был маленьким, отнюдь. Это произошло как раз перед тем, как они встретились в самолете в Белград. Похороны были в Скопье. Может, он и упоминал об этом тогда, одиннадцать лет назад, хотя сейчас это кажется ему странным.

DID YOUR MOTHER DROWN? Она утонула?

Сказав это, она умолчала о картинке перед глазами: женская сумка, голубой мяч. Она не знала, откуда она взялась. Просто это вдруг встало перед глазами. Да, говорит Эмм. Его мать утонула. Или утопилась, добавляет он. Вскрытие ничего не прояснило. На пляже нашли ее сумку, и только гораздо позже — тело. Рассказав это, Эмм долго лежит молча, смотрит в темноту. Она не знала, что ей думать. Был ли голубой мяч? Он ничего об этом не сказал. А она не стала больше спрашивать.

МАТЬ:

ее собственная мать. Полная жизни, стремительная, бурная, как поток или водопад. Талантливая. Всегда с виолончелью у колен. Волосы убраны назад, широкий лоб открыт. Смычок поднят. И незабываемый глубокий звук виолончели. Такой ей хотелось помнить маму. Красивый инструмент. Когда его слушаешь, из глубины живота поднимается темнота и вибрирует по всему телу. Мать еще ребенком проявила необычайную музыкальную одаренность. Получила хорошее образование, была нацелена на успех. Возможно, ее родители, ее отец рассчитывали, что ей удастся осуществить их собственные мечты — оставить свой след. На нее возлагали большие надежды. Возможно, слишком большие. Девочка с виолончелью стала бояться браться за сложное, бояться выступлений на публике. Начались приступы панического страха. Стены качались. Расшатанные нервы, как это называлось. Несчастная любовь в юности, подробности никому не известны. Многие были очарованы ею. Она сказала «да» молодому человеку, настойчиво просившему ее руки, плененному ее красотой, ее сверкающей значимостью. Может, и виолончелью.

МЕЛЬЧАЙШИЕ ЧАСТИЧКИ МИРОЗДАНИЯ

Он не был музыкален. У него была другая страсть: элементарные частицы, физика. Каждый отдавался своей страсти, не понимая другого. Родился ребенок, денег стало не хватать. Мать давала уроки музыки на дому. Но у нее не хватало терпения на учеников, она даже часто плакала. Только те, кто жили с ней рядом, видели, насколько она уязвима. Для понимания сущности развития важно знать закон сохранения энергии. Энергия не исчезает никуда, она переходит во что-то другое. Сильная энергия, как у виолончелисток, может уходить внутрь и разрушать собственную личность. Она искала что-то большое, важное, а что нашла? Бетонные стены и крик ребенка. Тревогу, державшую ее костлявой рукой. Откуда идет это беспокойство, не понимали ни она сама, ни юноша, ставший ее супругом, ни кто-либо другой. Муж пытался справиться с ее тревогой удвоенной заботой, иногда ему это удавалось. Он был добр, терпелив, обаятелен, он утешал. Это было послевоенное, прагматичное, лживое и благополучное время. Энергия, а точнее, ядерная физика сделала отца востребованным специалистом. Они часто переезжали — новые школы, новое окружение, и всегда с ними переезжала виолончель. Она ехала с ними и в каюте парохода в Америку. Отец в душе продолжал быть мальчиком. Наверное, он так и хотел. Может, у него не было выхода. Столько страстей вокруг — а он стоял в стороне. Страдания окружающих он всерьез не принимал.