Рене Домаль - Великий запой - роман; Эссе и заметки

Внимательное чтение мистиков, преимущественно Рене Генона (знакомство с его работами можно датировать серединой 1920-х годов), все больше склоняет Домаля к традиционной метафизике. Веданта параллельно с философией Бенедикта Спинозы или Джордано Бруно ведут к поискам «анархического Абсолюта, Единого или идентичного осуществления всего возможного, того Абсолюта, который вне всех форм и всей сути является одновременно всеми формами и всей сутью» [32] М. Random. Le Grand Jeu, Paris, Denoël, 1970, t.I, p. 190. . На этом пути вполне закономерным оказывается знакомство с Александром де Зальцманом, учеником и приятелем Георгия Гурджиева [33] Георгий Гурджиев (1866?/1872? /1877?-1949) — философ-мистик. В путешествиях по Азии и Африке изучал различные духовные традиции, собирал отрывки древних знаний и фольклор. В 1912–1913 гг. в Москве организовал теософскую группу; в 1915 г. встретился с философом, журналистом, автором работ по мистицизму П. Д. Успенским, с которым сформировал комплекс концепций и практик под названием «Учение Гурджиева-Успенского», или «Четвертый путь». В 1922 г. в поместье Приэр под Парижем основал «Институт гармонического развития человека», где преподавал учение под названием «Путь хитреца», или «Айда-йога», организовывал публичные лекции и демонстрации «Священных Движений». Учение Гурджиева-Успенского, включающее элементы йоги, а также буддистских, суфийских и христианских учений, направлено на пробуждение спящей мысли и ощущения истинной реальности в человеке; большое внимание уделено искусству (магическим танцам) и созданию «коммун», где единомышленники помогают друг другу осознать себя. После смерти Гурджиева его ученица Жанна де Зальцман объединила учеников различных групп, что положило начало организации, известной как «Фонд Гурджиева». ; знаменательная встреча происходит в 1930 году и радикально изменяет самого Домаля и его творчество (к нему, по его словам, возвращается «надежда и смысл жизни»). Он входит в круг гурджиевских учеников, все больше отдаляется от французской и вообще западноевропейской культуры, чтобы приблизиться к культуре восточной, осознает невозможность любого социального прогресса без индивидуального изменения и необходимость диалектической трансформации — себя и одновременно мира. Дерзкое отрицание «внешнего» сменяется тщательным изучением и терпеливым постижением «внутреннего», прежде всего самого себя. «Первым знанием, которое мне предстояло овладеть, — позднее отметит Домаль, — было болезненное и реальное осознание моей тюрьмы. Первой реальностью, которую мне предстояло испытать, была реальность моего невежества, моего тщеславия, моей лени, всего того, что привязывает меня к моей тюрьме» [34] R. Daumal. «Pour approcher l’art poétique hindou», Les pouvoirs de la parole, p. 83. .

Важным результатом этого испытания и познания становится текст «Клавикулы большой поэтической игры» (написанный в 1930-м, частично опубликованный под названием «Аскеза как мгновенная реальность» в «Антологии современных философов» в 1931-м и полностью в 1936-м). Домаль рассматривает необходимые условия для создания подлинной поэзии, вписывая литературное творчество в общий процесс пробуждения сознания и совершенствования духа. В поэме тридцать две [35] 32 (или 64) — число зёрен из ягод дерева рудракша в четках Шивы; в тантрических текстах 32 — число лепестков чакры Анахата. строфы или, правильнее сказать, песни, поскольку архаизированной торжественностью и эпичностью они напоминают ведические гимны; каждая строфа сопровождается комментарием, что позволяет связать воедино акт творческий и акт когнитивный. По образцу сократовской майевтики и традиционной риторики Домаль обращается к гипотетическому идеальному читателю, который стремится к истинному творчеству, очищая его от индивидуализированной сиюминутности и развлекательности с помощью отрицания («„отрицательной теологии“ в ее практическом применении к индивидуальной аскезе»). Описание духовных, ментальных и телесных стадий поэтического созидания — от вдоха-вдохновения до выдоха-изречения — выстраивается в своеобразную космогонию. В результате творящего отрицания (утверждающего жертвоприношения) Высшее начало вызывает к жизни две сущности: активный мужской принцип, представленный субъектом познающим (любящим), и пассивный женский принцип, символизируемый объектом познаваемым (возлюбленным). Мужскому принципу соответствует Дыхание (существительное мужского рода Souffle ), женскому — Речь (существительное женского рода Parole ). Из единения двух сущностей-принципов (по-знание-любовь) рождается поэтическое Слово.