Георгий Дзюба - Во всём виноват Гоголь

Вряд ли после такой бездны всосанных в себя жидкостей даже наиболее благоразумные дамы и наименее хмельные джентльмены, если бы даже увидели, то смогли бы поверить в правду отражения собственных глаз. А вот Бронькин с ужасом разобрал-таки и заметил всё. Засёк он, как сквозь клубы сигаретного дыма и чада точно по линейке, местами крадучись, а местами, напротив, демонстративно, словно бы отбивая по поверхности стола железными когтями бесовскую чёчётку, болотным дозором продефилировала чёрная кошка с горящими жёлтыми глазами и дымящейся на спине шерстью. Кошка недобро посмотрела на Бронькина, прошла несколько вперёд и вопросительно замерла у тарелки Павла Ивановича Чичикова, где лежал кусок свинины с хреном, но на хрен она даже не покосилась.

Бронькин оцепенел, и не было у него ни грамма сил, чтоб хоть бы поправить очки в стальной оправе. Зелёных чёртиков он видел не раз и не два, но такое?.. «Два страшных глаза прямо вперились в него, как бы готовясь сожрать его; на устах написано было грозное повеленье молчать». В эту же секунду Павел Иванович Чичиков добродушно потрепал дымящуюся кошачью спину, оскалил зубы и длинно посмотрел на Бронькина. Затем он закрыл табакерку с финифтью, пружинисто вскочил на ноги и с необыкновенной приятностью в движениях выскользнул из-за стола, оставляя за спиной ужас недоумения будущего мэра и изрядно разогретую и вспотевшую семью аборигенной элиты. Бронькину показалось, что даже затылок Чичикова продолжает злобно ухмыляться, а кошка с его плеча смотрит только на него и ни на кого более. Он тяжело опустился в кресло, вытер со лба пот, лихорадочно пошарил вокруг глазами и закрыл их, чтобы мгновеньем позднее в страхе распахнуть их вновь. В эту же секунду выломанная входная дверь ресторана с грохотом рассыпалась в щепки, затем в дверном проёме предстал и сам Гаврила Селифанофф. Гармошкин так громко застонал, словно его мучила сильная зубная боль, а ввалившийся в помещение бригадир таксистов почти трезво кивнул мэру и с ядовитой озабоченностью в глазах деловито вонзился в угол и навалился на телефон.

Вряд ли кто-либо из приятно отдыхающей городской знати мог бы себе даже представить, что минутами позднее инкассаторская машина из банка братьев Хайгуллиных с господином Чичиковым Павлом Ивановичем в уютном велюровом салоне, но задолго до первых петухов, выскользнула за городскую черту Невпопадска-на-Нюхе. Забавно, что гаишники на выезде из города у автозаправки компании «SelifanoffBenzin», широко отмечавшие в это время вместе со всем прогрессивным человечеством города праздник навалившейся демократии, инкассаторский «форд» хотели даже поставить на жёсткий счётчик. А когда они потребовали через окно от служителей банка взнос в пользу демократии города, то над рулём вырос сам Деня Гроборой, и это им, конечно, тут же аукнулось немалым взносом. «Форд» оставил за собой облако пыли, стремительно ринулся будто бы в краевую столицу, но затем свернул с большака и направился в Тьфуславль, а может, и в сам Улупаевск…

С первыми петухами мимо заправки в сторону краевой столицы пронеслась и Зухра в неприметной, как моль «карине». Зоркие наблюдатели могли бы обнаружить, что вместо кресел в салоне автомашины стояли привинченные к полу вычурные деревянные табуретки ручной работы, а на задах салона на циновке, дисциплинированно пристёгнутый ремнями безопасности, храпел взятый для охраны «…резкого направления недоучившийся студент, набравшийся мудрости из современных брошюр и газет». Таких наблюдателей в дороге им не повстречалось, но нетерпеливые доклады о «карине» с двумя пассажирами на борту понеслись в райцентр с нетерпеливостью психически неспокойных людских душ, стремящихся неведомо куда и зачем.

В эти же часы осунувшийся и до неприличия взмыленный господин Кучугуров продолжал настойчиво склонять Эдика Хайгуллина-мл. к тому, чтоб совместно сняться с выборов в пользу чего попало и добиться при единственном кандидате Бронькине отмены выборов. Эдик вроде бы и не сильно упирался, но требовал. То есть всего на миллион он требовал больше, чем на него потратился брат, а Марселу требовал перевода с культуры на финансы, что на том же этаже администрации. Сумму затрат брата Эдик назвал такую, что финхозуправление мэрии и во сне не видывало, хотя Эдик к выборам относился с самого начала, как пёс к апельсинам. Крайизбирком брался за дело ещё дороже, но в кредит. Дружба с французами мэра всё-таки опустошила, и он сидел непривычно грустным и злым. Елизавета вместе со своими подружками, счетоводами и шоферами машин «скорой помощи» ломала голову над картой маршрутов досрочного голосования. Хитрогрызов никак не мог попасть в гостиницу, так как напрочь забыл свою фамилию и твердил, что он Шурик и по фамилии Пушкин. Затем он вспоминал ещё, как тренировал Каспарова игре в домино с Карповым, а те, и это известнейший факт, стали чемпионами мира и поругались между собой на почве любви к тренеру. Вахтёрша в гостинице была в курсе дела, что Хитрогрызов не Пушкин и что Иван любит чёрный индийский чай, домашнюю украинскую колбасу, выпить не дурак, но кроме карт не признаёт никаких настольных игр, а потому проявляла принципиальность и в двери гостиницы стояла скалой.