Владимир Степаненко - Точка росы

Целую неделю мела пурга, и в вихрях летящего снега вдруг возникали высокие здания комплекса с торчащими над крышами круглыми колоннами абсорберов. Иногда облака застилали видимое и словно сбивали изображение, как на матовом стекле фотоаппарата.

На восьмой день рано утром вырвалось из-за туч солнце. Высветило заблестевшие сугробы, где каждая изломанная линия могла рассказать, сколько за зиму налетело снежных бурь, как по календарю сактировать все простои бригад и нелетные дни, когда не появлялись Ми-8 и не меняли вахты.

Но снежные бури не могли победить упорства одержимых людей. Таскали на плечах тяжелые куски натаянного льда, грели у горячих пушек свой инструмент, чтобы настывшие на морозе ручки ключей не сдирали с ладоней лоскутами кожу. И снова ныряли в снежную коловерть к своим рабочим местам. Работали, как космонавты, надолго оторванные от Земли.

Первыми вестниками весны стали сосульки. Они щедро сбрасывали капли. Блестящие алюминиевые панели цехов рассыпали во все стороны слепящих зайчиков. Наступало время яркого солнца и тающего снега.

Монтажники в цехах закончили установку оборудования. За ними двигались киповцы и укрепляли точные приборы и датчики. Смонтировали в диспетчерской пульт управления. Шла отладка приборов.

Пядышев со своими инженерами, Лавчуковым и недавно приехавшим Сулеймановым, операторами, бригадирами, слесарями дни и ночи проверяли одну нитку за другой, проводили полную ревизию всему оборудованию.

Появляясь в балке, начальник комплекса старался быстрее проскользнуть мимо зеркала. С ним Пядышев давно поссорился. Зеркало без комплиментов показывало его исхудавшее лицо с запавшими глазами. Нос заострился, как клюв птицы. Борода отливала рыжиной, а по скулам волосы чернели. Поглаживая колкую бороду, Пядышев мучительно думал, не забыл ли он умыться. Собственная маленькая комната казалась ему чужой. Надо было привести ее в порядок, собрать разбросанные вещи, исписанные тетради, чертежи. В левом углу на самодельной полке дразнили чистые рубахи и «жениховские» галстуки.

Дни перед пуском стали измеряться командами поварих из столовой. Отработав смену, они менялись, и голоса у каждой были разные: «Мальчики, пора завтракать!», «Парни, обед стынет!», «Мужики, ужинать, ночь уже на дворе!»

Несколько раз из Тюмени прилетал Лунев. Появлялся он на строительстве всегда в сопровождении Викторенко. Жил в балке, отказываясь от номера в гостинице. Экономил время на перелеты от поселка до строительства. Ходил, немного сутулясь, сдернув с головы меховую шапку. В черных смолянистых волосах светилась седина. Многих бригадиров, прорабов и рабочих он знал в лицо. Радовался, когда встречал знакомых, вступал в разговор, интересовался делами.

Однажды Лунев остановил Пядышева. Захватив бороду в кулак, шутливо подергал:

— Настоящая. А я думал приклеенная, как у Деда Мороза.

— Евгений Никифорович, времени не хватает, чтобы побриться!

— Надо сбрить. Комплекс строит молодежь, а со стороны посмотреть — собрались раскольники-старообрядцы. Сколько тебе лет, Пядышев? Восемьдесят? Сто? Отвечай, долгожитель!

— Двадцать семь.

— Комсомольский возраст. Викторенко, проследите, чтобы все привели себя в порядок. Лавчукова с Сулеймановым не смог сразу узнать. Устроили здесь соревнование по отращиванию бород!

Отключившись от разговора, Пядышев закрыл глаза и сразу заснул. Если бы его вовремя не подхватил под руку Викторенко, он плюхнулся бы на землю. Викторенко подозвал своего шофера:

— Отвезешь Пядышева до балка. Не беспокойся, Сергей, без тебя разберемся. А бороду не забудь сбрить!

Лунев посмотрел вслед уехавшему «газику». Он помнил все этапы стройки. Но сейчас с его лица не сходило удивление и восторг, когда он всматривался в поднявшиеся цеха, служебный корпус и столовую. На чертеже все выглядело скромнее и не впечатляло. Завод, сверкающий листами алюминиевых панелей, широкими окнами, нельзя было охватить одним взглядом. Он словно оторвался от земли и, как океанский лайнер, отправился в свое первое путешествие по морям.

Стоило взглянуть в любую сторону — тундра. И нет ей конца и края, дошагала до самого Карского моря. Всюду та же нетронутая природа с пугающими просторами и глухоманью.

Лунева радовал светлый день. Поражала нескончаемая голубизна неба с дымчатыми, выбеленными облаками. Прожив долго на Севере, а он себя считал старожилом, он любил любое время года с резкими переходами света к темноте и темноты к свету. Любил поля красных каменоломок, белой пушеницы, желтых лютиков. Все без меры и без числа.