Джером Сэлинджер - Собрание сочинений

— Не будет, — отвечаю, — только все равно некрасиво. Если она такая нормальная и порядочная была…

— Нам обязательно нужно развивать эту кошмарную мысль?

Я ничего не ответил. Я как бы испугался, что он сейчас встанет и бросит меня тут, если я не заткнусь. Поэтому я чего — я только еще бухла заказал. Мне как-то в струю было нажраться.

— Так с кем ты сейчас ходишь? — спрашиваю. — Не хочешь мне поведать?

— Ты ее не знаешь.

— Да, но с кем? Я могу знать.

— Девка в Виллидже тут живет. Скульпторша. Если настаиваешь.

— Да? Без балды? И сколько ей?

— Бога ради, я ее не спрашивал никогда.

— Ну хотя бы примерно?

— Я бы прикинул, где-то под сорок, — говорит этот Люс.

— Под сорок ? Да ну? Тебе такое в жилу? — спрашиваю. — Тебе такие старухи нравятся? — Я почему спрашивал — потому что он ничего так шарил в сексе и всяко-разно. Один из немногих, про которых я точняк знал: этот — шарит. Ему целку сломали в четырнадцать, в Нантакете. По-честному.

— Мне нравится женщина зрелая, если ты об этом. Разумеется.

— Правда? А почему? Без шуток, их, что ли, приходовать лучше и всяко-разно?

— Слушай. Давай уговоримся раз и навсегда. Я сегодня отказываюсь отвечать на любые типично колфилдовские вопросы. Когда ж ты наконец повзрослеешь, а?

Я сколько-то вообще ничего ему не говорил. Ну нафиг. Потом этот Люс заказал себе еще мартини и сказал бармену, чтоб сделал гораздо суше.

— Слышь. А ты с ней сколько уже ходишь, с этой своей скульпторшей? — спрашиваю. Мне по правде интересно было. — Ты с ней в Вутоне познакомился?

— Едва ли. Она только несколько месяцев назад в страну приехала.

— Правда? А она откуда?

— Случилось так, что из Шанхая.

— Да ну? Китаянка что ли, ёксель-моксель?

— Очевидно.

— Да ну? И тебе в струю? Что она китаянка?

— Очевидно.

— Почему? Мне интересно — по-честному интересно.

— Я просто нахожу восточную философию удовлетворительнее западной. Раз ты спрашиваешь.

— Правда, что ли? А ты в каком смысле — «философию»? Побарахтаться и всяко-разно? В смысле, в Китае с этим получше? Ты в этом смысле?

— Не обязательно в Китае, господи ты боже. На Востоке, я сказал. Нам надо этот пустой разговор продолжать?

— Слышь, без балды, — говорю. — Кроме шуток. Почему с этим на Востоке лучше?

— В это слишком сложно вдаваться, господи боже мой, — говорит этот Люс. — Они попросту считают секс переживанием как физическим, так и духовным. Если ты думаешь, будто я…

— Так и я тоже! Я ж тоже его считаю, как ты его там, физическим и духовным переживанием и всяко-разно. По-честному. Но там все зависит от того, с кем, нахер, я это делаю. Если с кем — то, кого я даже не…

— Бога ради, Колфилд, не так громко. Если не можешь голосом управлять, давай оставим эту…

— Ладно, только слышь? — Меня распирало, и я точняк громковато орал. Иногда у меня с этим перебор, если меня распирает. — Я вот в каком смысле, — говорю. — Понятно, что это и физическое, и духовное, и художественное, и всяко-разно. Но я вот чего: ты ж не можешь так со всеми — с каждой девкой, которую зажимаешь и всяко-разно, — и чтоб вот так вот все выходило. Или можешь?

— Давай оставим, — говорит этот Люс. — Ты не против?

— Ладно, только слушай. Возьмем тебя и эту твою китаянку. Что у вас двоих так зашибись?

— Я сказал — оставим.

Я настырный, в душу полез. Это я понимаю. Только вот какая фигня в Люсе достает. Когда мы ходили в Вутон, он тебя заставлял излагать все самое личное, что с тобой творилось, а если ему начнешь вопросы задавать про него — злится. Этим интелям не в жилу с тобой по-умному разговаривать, если они сами базаром не заправляют. Им всегда лучше, чтоб ты заткнулся, если сами затыкаются, и валил к себе комнату, если они валят к себе. Когда я ходил в Вутон, этот Люс терпеть не мог — это по-честному видать было, — когда закончит про пежиловку с нами трындеть у себя в комнате, чтоб мы еще сидели сколько-то и по ушам друг другу ездили. В смысле — мы с другими парнями. Не у себя в комнате. Этот Люс такое просто ненавидел. Ему вечно подавай, чтобы все по своим комнатам расходились и затыкались, когда он закончит всю из себя шишку изображать. Он же какой фигни боялся — что кто-нибудь вдруг ляпнет чего поумней его. С него и впрямь уржаться.

— Я, может, в Китай поеду. Паршиво у меня с половой жизнью, — говорю.

— Естественно. У тебя разум не развит.

— Точняк. По-честному. Сам знаю, — говорю. — Знаешь, какая у меня засада? Меня никогда по-честному не заводит — в смысле, совсем по-честному — с той девкой, которая не слишком в жилу. В смысле, мне она сильно в жилу должна быть. А если нет, у меня к ней как бы никакого, нафиг, желания и всяко-разно. Ух, из-за этого у меня половая жизнь совсем невпротык. Говно у меня, а не половая жизнь.