Джером Сэлинджер - Собрание сочинений

— Хорошо. Хорошо. Давай попробуем полегче, Артур, — сказал седой. Он резко глянул вправо, где на краю пепельницы была пристроена сигарета, зажженная чуть раньше. Только она, очевидно, погасла, и он ее не взял. — Во-первых, — сказал он в трубку, — я уже много, много раз говорил тебе, Артур, что вот тут ты и совершаешь самую большую свою ошибку. Знаешь, что ты делаешь? Хочешь, я тебе скажу? Ты из кожи вон лезешь — я серьезно, ну?.. Ты просто из кожи вон лезешь, чтобы себя извести. Вообще-то тем самым ты даже подбиваешь Джоанн… — Он умолк. — Тебе дьявольски повезло, что она такая чудесная девчонка. Я не шучу. А ты за ней не признаешь ну никакого вкуса — или мозгов, елки-палки, коли об этом речь…

— Мозгов! Ты смеешься, да? Да нет у нее никаких мозгов, язви ее! Она животное!

Ноздри седого раздулись — судя по всему, он очень глубоко вдохнул.

— Мы все животные, — сказал он. — Если вдуматься, все мы — животные.

— Черта лысого. Я тебе не животное. Может, я дурак и засранец, сукин сын двадцатого века, но никакое не животное. Ты мне давай не это. Я не животное.

— Слушай, Артур. Это нас никуда не…

— Мозги. Господи, ты бы знал, как это смешно. Она же считает себя интеллектуалкой. Вот что самое смешное, живот надорвешь. Читает страницу театральных рецензий, смотрит телевидение, пока совсем не слепнет, — и вот она уже интеллектуалка. Знаешь, на ком я женат? Хочешь знать, на ком? Я женат на величайшей из живущих несостоявшихся, неоткрытых актрис, романисток, психоаналитичек и вообще неоцененных знаменитых гениев Нью-Йорка, язви их в бога душу. А ты не знал, а? Господи, это так смешно, что хоть глотку себе режь. Мадам Бовари Колумбийских курсов самообразования. Мадам…

— Кто? — раздраженно спросил седой.

— Мадам Бовари записалась на курсы Ценителей Телевидения. Боже, если б ты знал, как…

— Будет, будет. Ты же понимаешь, что это нас ни к чему не приведет, — сказал седой. Повернулся и показал девушке двумя пальцами у рта, что ему нужна сигарета. — Во-первых, — сказал он в трубку, — ты же просто дьявольски разумный парень, а такой бестактный, что дальше некуда. — Он выпрямился, чтобы девушка у него за спиной дотянулась до сигарет. — Я серьезно. Это влияет на твою личную жизнь, влияет на твою…

— Мозги. Ох господи, сдохнуть можно! Боже всемогущий! Ты когда-нибудь слышал, как она о ком-нибудь говорит — о мужчинах, в смысле? Когда случай выпадет, сделай милость — попроси ее кого-нибудь тебе описать. Она о каждом мужике, которого увидит, говорит «ужасно привлекательный». Даже самый старый, мерзейший, сальнейший…

— Ладно, Артур, — оборвал седой. — Это ни к чему нас не ведет. Ни к че-му. — Он принял у девушки сигарету. Девушка зажгла две. — А кстати, — сказал он, выпуская дым через ноздри, — как ты сегодня справился?

— Что?

— Как справился сегодня? — повторил седой. — Ну, как дело прошло?

— Ох боже. Не знаю. Паршиво. Две минуты до моей заключительной речи, и адвокат истца, этот Лиссберг, втаскивает чокнутую горничную с охапкой простыней — улики, все в клопиных пятнах. Господи!

— И что? Ты проиграл? — спросил седой, затягиваясь еще раз.

— Знаешь, кто заседал? Засранец Витторио. Бочку на меня катит, что ли. Я даже рта раскрыть не успеваю, как он набрасывается. Ему и слова не скажи. Невозможно.

Седой повернул голову — посмотреть, чем занимается девушка. Та как раз ставила между ними пепельницу.

— Так ты проиграл, что ли? — спросил он в трубку.

— А?

— Я спрашиваю, проиграл?

— Ну. Вот собирался тебе рассказать. На вечеринке не получилось — в этом бедламе-то. Как ты считаешь, Младший взбеленится? Мне, конечно, до фонаря, но как ты думаешь? Взбеленится?

Левой рукой седой аккуратно выложил столбик пепла с сигареты на край пепельницы.

— Не думаю, что так уж непременно и взбеленится , Артур, — спокойно сказал он. — Но велика вероятность, что и не слишком обрадуется. Ты знаешь, как долго мы обихаживали эти три клятых отеля? Сам старик Шэнли начал все…

— Да знаю я, знаю. Младший мне все это уже раз пятьдесят излагал. Красивее сказки я в жизни не слышал. Ладно, ну проиграл я это чертово дело. Но, во-первых, я не виноват. Сначала этот псих Витторио меня изводил весь процесс. Потом эта кретинка горничная начинает совать простыни, все в клопиных…

— Никто и не говорит, Артур, что ты виноват, — сказал седой. — Ты спросил, не кажется ли мне, что Младший взбеленится. А я тебе просто честно высказал свое…