Томас Эспедаль - Идем! или Искусство ходить пешком

— Возьмите деньги для доктора, — говорит Нарве.

Рамазан кивает и обнимает его.

— Доктор, — повторяет Рамазан и закуривает сигарету.

Мы направляемся к деревушке Гедельма. Это легкий маршрут, мы идем по долине, по проторенной лесной тропе, тропе пастухов и охотников. По дороге мы встречаем двенадцатилетнюю девочку, она пасет стадо из двадцати или даже больше коз и держит палку в одной руке и камень в другой. Между прочим, эти рабочие инструменты ни капли не изменились за два последних тысячелетия. Мы видим, как взлетают две белые куропатки, и через некоторое время нам попадается охотник, он идет с дробовиком на ремне через плечо. Он коренастый, с бородкой, в треугольной шляпе, в перьях, похож на настоящего охотника с картинки. Я фотографирую его, он подходит ко мне и целится в объектив, портрет получился жутковатый, но вполне безобидный.

Мы шагаем без напряжения, Нарве впереди, а я через несколько сот метров. Так что я могу расслабиться и подумать о чем-нибудь. О чем же я думаю? Когда шагать легко, то в голову приходят несерьезные мысли: я стряхиваю с себя все заботы, я уже не думаю о том, что буду делать, когда поход закончится: как я буду жить и о чем буду писать. Мы продвигаемся вперед, а мысленно я возвращаюсь назад, в прошедшее время. Я думаю о детстве и юности, я возвращаюсь в минувшие дни, которые уже не вернуть, а мы тем временем идем вперед, к чему-то неизведанному и новому.

Гедельма — всего лишь развилка, здесь несколько домов и маленький ларек, то ли кухня, то ли импровизированная кафешка с тремя пластиковыми столами и стульями, в окошке ларька появляется женщина и вопросительно смотрит на нас. Мы не знаем, перекусить ли нам здесь или спуститься к Сирали, который расположен на побережье? Как только мы садимся поесть, у ларька останавливается грузовик, водитель покупает бутылку колы, и мы спрашиваем его, не подбросит ли он нас вниз, к шоссе. Он кивает, и мы забираемся в кузов, а там, на табуретке, сидит пожилая женщина. К кабине водителя привязаны три козы, мальчик наблюдает за козами, а его отец держит петуха, у которого связаны лапы. Петух встревожен, он знает, что его ждет впереди: эта дорога ведет на бойню. Семья пьет чай из термоса, сцена напоминает невинную семейную прогулку, но козы и петух в диком возбуждении, они не хотят погибать. Каждый раз, когда мужчина встает и отпускает петуха, тот пытается вскочить, падает, прыгает, но не может вырваться. Его зрачок бешено вращается в глазу, всем своим нутром он мечтает совершить побег.

А мы сидим, оцепенев от сочувствия и страха, нас пугает эта нешуточная борьба, не на жизнь, а на смерть, мы сопереживаем петуху. Его предсмертный крик оглашает окрестности. Нарве закрывает уши, а я закрываю глаза. Мы не говорим ни слова, мы молча сидим в грузовике и терпеливо ждем, когда же закончится эта поездка. Мы едем к началу, а петух едет в противоположном направлении, он приближается к концу. Или, возможно, его путешествие к смерти напоминает нам наши собственные страхи, о том, что в любом начале заключен конец. Мы сидим в грузовике и дрожим от страха. Петух обречен. Все мы боимся смерти.

Откуда в нас этот вселенский страх смерти? Неужели это конец? Конец путешествию, конец всему?

Мы спрыгиваем с грузовика и не спеша удаляемся по дороге. Прочь от мыслей о смерти и от этого петуха, похоже, он будет преследовать нас весь остаток путешествия. Мы будем молчать, и страх не покинет нас.

Мы идем вдоль шоссе, мимо проносятся машины, на полной, просто убийственной скорости, мы не видим лиц. Кто они, эти темные лица, которые мчатся мимо нас? Мы балансируем на краю автострады, кругом трейлеры, автобусы, грузовики, легковушки, трактора — и никаких пешеходов, кроме нас. Мы — две крошечные точки вдоль шоссе, шаг влево или вправо, и всё — дороге конец. Но мы соблюдаем равновесие, мы шагаем строго по прямой линии и не сворачиваем, ни на йоту ни влево, ни вправо, мы движемся, шаг за шагом, по желтой дорожной полосе к району Сирали.

Мы добираемся до маленькой прибрежной деревушки ближе к вечеру, уже становится темно. В темноте мы бредем по асфальтированной дороге, ноги распухли, раны горят, плечи и головы болят. Мы идем медленно, мы беззащитны, перед нами темнота и дорога, а мы — такие крошечные ничего не значащие точки. Дорога и небеса сливаются в огромное темное ничто. Откуда мы идем и куда? Почему мы не спим в постели, в доме, в одной комнате? Мы просыпаемся и засыпаем одновременно, разве это не так? А как же любовь? Любовь требует стабильности, ей нужно, чтобы мы находились в одном и том же месте, а движение — это одиночество.