Мигом написал все шесть историй болезни. Игорька Херсонского пока еще нет, хотя он может вообще не прийти. А теперь опять к Лёне.
С каждой минутой усиливался мандраж. Вчера, когда Маринка выкладывала свой план, он мне показался остроумным, простым и легковыполнимым. Я даже сказал:
— Такое впечатление, Веркина, ты всю жизнь только тем и занималась, что побеги организовывала. Где ты этому научилась?
— Как где? Я книжки в детстве читала. Знаешь, была такая «Библиотека приключений»? Так там в каждом третьем томе кто-нибудь да сбегал.
Вот так люди начитаются всякой галиматьи, а потом за ними глаз да глаз. Правильно некоторые считают, что книжки до добра не доводят.
— Тебе, Маринка, с такой фантазией надо было не в медицинский поступать, а в какой-нибудь ВГИК, на сценарный факультет. Была бы сейчас кинодраматургом, уважаемым человеком и не за копейки бы с больными возилась, а гребла бы тысячи за всякую хрень, из пальца высосанную.
Но утро вечера мудренее. Поэтому сегодня Маринкин план показался дикой авантюрой. Я обязательно попадусь, завалю все дело и сделаю только хуже.
Леня сидел на кровати, как я ему и велел, свесив ноги, и уплетал завтрак. Настроение его было, можно сказать, неплохим. Поразительное самообладание. Вот если бы мне сообщили, что меня назавтра могут грохнуть, мне вряд ли было бы до манной каши.
— Так, заканчивай трапезу, вставай на пол, — сказал я ему и даже легонько подтолкнул. — Держись за меня и пошли. Если голова закружится, скажешь!
Тапочек ему не выдали, пришлось на полу стоять босиком, будем надеяться, что не простудится. Он оказался с меня ростом, шире, плотнее. Вся палата была четыре шага в длину. Я сдвинул тумбочку, получилось пять. Вроде ничего он шагает, с каждой секундой все увереннее. Неделя без движения — это не так мало, как кажется. Ведь каждый сустав, каждая мышца человека должны работать ежедневно. Я дал ему немного передохнуть, потом он еще минут пять походил. Уже неплохо.
— Слышь, доктор, — понизив голос, попросил он. — Мне бы с сестрой Натальей пошептаться на дорожку, сделаешь?
Сделаю, отчего не сделать. Наверно, сказать ей хочет то, что мне не решается. И я вдруг ясно понял, что именно.
— Ладно, отдыхай пока! Потом еще с тобой походим!
Между прочим, омоновцев на посту почему-то нет. Может, их теперь вообще не будет? Если так, тогда отлично, тогда Маринкин план может и сработать. Омоновцы — это главное препятствие.
* * *
Вообще-то я к милиции всегда относился нейтрально. Никогда не разделял расхожего мнения, что они все беспринципные, жестокие, вороватые и тупые дармоеды. Они разные. В быту мне как-то не приходилось с ними сталкиваться, а вот в качестве пациентов их было полно, но не помню случая, чтобы кто-то подвергал милиционеров какой-либо дискриминации. А историй, с ними связанных, хватало.
Как-то доставили к нам в реанимацию гаишника, он уже заканчивал смену, тут его на гололеде машина сбила. Стал с него валенок стаскивать — а там двадцать семь бумажек заныкано по три рубля. Смеюсь, нормально ты сегодня заработал, жить можно. А он покраснел и говорит, парень, забери это все себе, от греха подальше. Я его сразу успокоил, что здесь больница, никто милицейскому начальству сообщать не собирается. Описал все трешницы, пусть при выписке получит, пригодятся.
Другой раз принимал милиционера, которого бандит ударил ножом в сердце. Он у нас долго лежал. Потом про тот случай во всех газетах писали, даже фильм сняли, «Внимание всем постам» называется.
Да и вообще, милиционеров мы принимали достаточно часто.
А еще, мне кажется, я был свидетелем последнего массового проявления сострадания и душевности советского периода. Тот случай тоже связан с милиционером.
Этого капитана привезла «скорая» средь бела дня. В темно-синем парадном кителе, с новеньким орденом. Когда его стали перекладывать на каталку, ахнули даже видавшие виды. Ниже ремня было жуткое месиво, рваные брюки, рваное мясо, кровь смешивалась с какой-то черной, как сажа, дрянью.
Оказалось, взяли капитана из метро, со станции «Боровицкая». Он жил совсем в другом городе, а в Москву поехал для вручения ордена. И не куда-нибудь, а в Кремль. Я забыл, за что именно ему дали награду, но это и не важно. Важно, что, когда он вышел из Кремля и спустился в метро, его столкнул под поезд какой-то ненормальный. Кстати, маньяка прямо там и повязали, да он и не собирался никуда убегать, а стоял довольный и счастливый, с чувством выполненного долга. Сказал, так ему велели голоса. Столкнуть под поезд в метро человека в военной форме.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу