Владимир Кунин - На основании статьи…

— Господи, Рафик! — Зоя была потрясена. — Я готова подписаться под каждым твоим словом об этой стране и ее народонаселении. От разных банковских счетов в одной семье до отсутствия желания у псов понюхать друг у друга под хвостом! К сожалению, Рафик, не у всех нас есть возможность общаться с настоящей немецкой интеллигенцией… Мы несколько раз сталкивались с ними и даже при нашем очень относительном знании языка получили громадное удовольствие… Нормальные ребята. Со своими тараканами в башке… Но без той мелочовки, о которой говорил ты. Ею, кстати, заражена почти вся эта полупровинциальная Европа!.. Тут ты меня нисколечко не удивил. Но то, что ты так все сообразил про свою болеутоляющую машину из научно-фантастического фильма — я потрясена! Как?! Каким образом? На каком языке ты говорил с врачами?

— Я-то говорил по-русски…

На мгновение старый Рифкат вздрогнул и сжал зубы от внезапной боли, неожиданно возникшей в его худеньком, измученном и разрисованном теле. Он судорожно нажал на кнопку в «сонетке», передохнул и повторил:

— Я-то говорил по-русски, а вот твой Петрович…

Зоя Александровна погладила Кирилла Петровича по небритой щеке.

— Полиглот ты мой… — расслабленно, врастяжку, по-бабьи ласково, но иронично проговорила Зоя Александровна. — Ты-то как этот текст осилил?

— Что-то сообразил, кое-что само додумалось. В определенных пределах я все-таки знаю язык, — обиделся Кирилл Петрович.

— Да ты что, Зой! — вступился за старика Теплова старик Алимханов-Коган. — Петрович так переводил — я диву давался! Просто — перфектно!

— Тоже — словечек нахватался, — усмехнулась Зоя.

— А чего? Здесь так все говорят. Зой, а Зой… Прости меня, конечно, но ты «утку» можешь мне подать? А то Петрович под капельницей, а мне самому не дотянуться…

— О чем разговор, Рафик, не смеши меня.

Зоя Александровна поднялась со стула, подошла, достала из-под кровати Рифката «утку», подала ему:

— Я потом вынесу и помою. А пока смотаюсь в нижний буфет, кофейку выпью…

«Господи… Господи, Боже ты мой! Хоть бы он выжил!.. Как… Как мне в него это втемяшить?.. Чтобы он еще сам себя выволакивал. Чтобы карабкался, цеплялся… Чтобы хоть чуточку верил!.. Помоги мне, Господи! Или кто там за Тебя?..

А если что-нибудь… Тогда пусть это произойдет вместе. Я не хочу быть его вдовой!..»

…В апреле 1964 года, после двух запретных, шумных и чуточку пижонски демонстративных «квартирных выставок», из Советского Союза был выдворен очень талантливый художник-график Лева Кучер. Близкий приятель Кирилла Теплова.

Почти все работы Кучера, так возмутившие советскую власть, помогли Леве вывезти за границу знакомые иностранные дипломаты. К сожалению, не все оказавшиеся благородными рыцарями-защитниками нового авангардного искусства, рожденного в «ужасной стране коммунистических варваров». Так, во всяком случае, они впоследствии выражались в своих многочисленных интервью западным газетам, журналам и радио.

Половина работ Левы была возвращена ему в Париже, где Лева и бросил якорь, а половина…

Вторая половина, на которую Лева Кучер мог бы безбедно прожить во Франции еще пару лет, — тихо растворилась в симпатичных домах некоторых дипломатов в разных концах Европы и Америки. Что, по их меркам, было совершенно естественным. Ну, не мог интеллигентный человек просто так расстаться с подлинным произведением искусства!

Правда, спустя некоторое время Левины картинки стали появляться на аукционах или продаваться в различных художественных галереях Соединенных Штатов, Западной Германии, Швейцарии, Франции новыми «владельцами» этих шедевров современного русского авангарда.

Так как соответствующие органы дали на сборы выдворяемому гражданину Кучеру Льву Израилевичу всего сорок восемь часов, а его картинки были уже вывезены из Страны Советов, то Лева не распродавал свое жалкое имущество, а раздаривал.

Из оставшихся сорока восьми часов, отпущенных ему на советскую жизнь, тридцать шесть часов Лева беспробудно пил водку с друзьями-приятелями и играл в Гаруна-аль-Рашида.

Так Кирилл Теплов стал обладателем Левиной старенькой «Победы».

Подарок по тем временам был поистине царским и очень-очень кстати…

Спустя много лет, уже постоянно проживая в Мюнхене, Кирилл Петрович и Зоя сели в свою «Мазду-626» и отправились за девятьсот верст в Париж к старой ленинградской подруге Лильке Хохловой — встречать двухтысячный год.