Владимир Ионов - …А родись счастливой

В глубине серого провала между зданиями гостиницы и Госплана, как утром, дул хлёсткий ветер, но теперь он ещё и косо нёс мелкий снег, кидая его прямо в глаза. Не прячась от холодных игл, бьющих в разгорячённые щёки, Люба развернулась к Ускову с вопросом, но он упредил её своим:

— Сколько вы были замужем за Сокольниковым?

— Полгода. И почти год были знакомы до брака.

— И счастливо жили?

— Как сказать… До брака лучше, чем после. Веселее. Интереснее. Много ездили. Потом его перевели в деревню, мы расписались, и он очень изменился. Переживал, постарел…

Юрий Александрович жестом поманил к себе шофёра из запорошенной снегом «Волги», сказал, чтобы тот выруливал на улицу Горького и ждал его у книжного магазина. Шофёр, худенький, бледный парнишка в милицейском мундирчике без погон, затяжно, болезненно как-то поглядел на Любу и, молча, убрался в машину.

— Как понять «изменился»? — спросил Усков, приглашая Любу идти к переходу.

— Он как будто очень устал со мной. Плохо спал, ночами долго курил у окна. И работа у него очень тяжёлая была в колхозе.

— А он не говорил, что его угнетает?

— Нет. Но мне казалось, что он стал чувствовать разницу в нашем возрасте.

— Могло быть и это, конечно, хотя вы, как мне кажется, не очень обращаете внимание на разницу? Или я ошибаюсь? — Усков откашлялся в кулак, поймав себя на бестактности, но извиняться не стал, посчитав, что Люба не заметит его оплошности, и поспешил с новым вопросом: — Кстати, накануне той поездки на охоту у вас не было какого-нибудь необычного, на ваш взгляд, разговора?

— Всё было, как всегда в последние полгода. И в отличие от вас, генерал, он мне не хамил, — добавила она подчёркнуто спокойно. — И насчёт разницы вы не правы. Не я его отлавливала, он заметил меня сам.

— Да, и сломал вам молодость…

— А мне все её ломали. Я не помню ни одного парня или зрелого мужчины, который бы ни приглашал меня прогуляться с ним вечерком или «выпить чашечку кофе». А с Анатолием, наоборот, стало спокойнее. Шушера хотя бы не приставала, хотя его друзья и начальники тоже всё время ловили момент пригласить «прокатиться» с ними.

— Весёлая у вас жизнь…

— Очень. Мне иногда кажется, что всё мужское население страны озабочено только тем, как бы забраться кому под юбку. Это очень весело!.. Скажите, — остановилась Люба, — почему все, вы в том числе, считают, что у Сокольникова были кучи денег?

— А вы так не считаете? — спросил Юрий Александрович, приглашая её пройти дальше по улице.

— Я нашла в доме только одну сберкнижку с остатком в двести семьдесят рублей, и отдала их за гостиницу. Завтра мне уже придётся что-то продавать с себя. Если их были «кучи», то где же они?

— А это задача, которую Сокольников задал органам перед поездкой на охоту. По тем делам, что он проворачивал до отъезда в деревню, у него действительно должны были быть кучи. Впрочем, он мог и не посвящать вас в свои дела. Хотя… при такой разнице возрастов и при том внимании, каким вы пользуетесь у мужчин, он мог бы и похвастать состоянием. Прикупить красотку. Значит, этого не было? — Спросив, Усков чуть отстранился от Любы и как бы со стороны оглядел, во что она одета.

— А вы не допускаете, что он был выше этого? — спросила Люба, так же оглядев Ускова. Генерал становился неприятен ей бесцеремонностью, но бросить его посреди улицы она не решалась — неизвестно, что он хочет от неё. Хорошо, что в мужья не лезет. — Анатолий никогда не жалел на меня денег — это верно, — сказала она. — И всё, что на мне, это он покупал. Но он и всё остальное — даже продукты и косметику — покупал сам, и мне не нужны были деньги. Разве что по мелочи. Для этого у нас и была сберкнижка на предъявителя. По-моему, и сыновьям он ничего не давал, а дарил вещи. Машину старшему… Что-то Васятке…

— Тоже интересно. Когда вы собирались сюда, вас никто не просил пожить пока в деревне? Я имею в виду милицию.

— Замуж звали сразу после похорон, но не из милиции.

— Вот видите, значит, не всё мужское население страны озабочено стремлением… взять вас замуж! — засмеялся Юрий Александрович и, поглядев на часы, махнул шофёру, чтобы подогнал машину. — Всё! Я должен ехать. Скажите, Люба, — он придвинулся к ней лицом, — только честно… Чем от меня пахнет?

— Не водкой, — ответила она, отстраняясь, потому что пахло от него смесью валидола с нафталином и ещё чем-то несвежим.

— И то ладно, а то, не дай бог, и верно министр нагрянет в управление или вызовет. Приятно было познакомиться. Запомню вас надолго. Не каждый день швейцары честь отдают. — Он слегка помял её тёплую — из варежки — руку в своих остывающих ладонях. — Значит, планы у вас определённые… Жаль, мне уже не двадцать пять…