Владимир Ионов - …А родись счастливой

«И Сокольникова к чёрту?» — изумилась Люба.

«И его — тоже!» — ответила себе и отбросила в сторону подаренную им шубку, липнущую теперь к лицу холодной мокретью меха.

Решив так, Люба встала с дивана, словно готовая нырнуть, броситься с головой в какую-то новую жизнь, набегающую сейчас на неё из тёмно-серого сумрака комнаты крутой, искрящейся волной. Надо только остудить напечённое слезами лицо. Ну, если и не в ванне, то хотя бы из-под крана холодной воды. Она нервно нащупала на стенке выключатель, зажмурилась от непомерно яркой лампочки без плафона и, когда потом огляделась, увидела в углу комнаты за шкафом старую раковину умывальника с единственным краном. Это как у неё было в Дуськиной каморке, когда она работала в парикмахерской у рынка.

Кран из тусклой латуни долго и сердито фыркал ей в ладошку ржавыми брызгами, потом дал тугую рыжую, быстро светлеющую струю. Люба пригоршнями стала кидать холодную воду в лицо, студя его, смывая липкую горечь слёз, натянутых улыбок, проглоченных обид.

С вечера Люба уснула быстро, но ночь получилась кошмарной. Оказалось, что чулан, в который её переселили, был ни дать ни взять «слуховым аппаратом» соседних номеров. Слышно и сверху, и снизу, и с боков, и спать в нём — всё равно, что сидеть в цирке: с одного боку хохотали, с другого ругались, сверху стонали, будто в первую брачную ночь, внизу с ором и стуком играли, видимо, в домино. Проснувшись от этих звуков, она потом никак не могла заснуть. Мешало всё: и голоса, и стоны, и стуки, и диван, мявший бока и спину выпирающими пружинами.

«Господи, за что мне всё это? — думала она. — Что я такого сделала?.. Утром же уберусь отсюда… Хоть к чёрту на рога! Схожу только к Панкову, скажу всё, что о нём думаю, потребую вернуть деньги за люкс, и — куда глаза глядят!.. А куда они глядят, мои чудесные глаза?… Глазоньки, непонятно какого цвета и странного разреза… Где только маман их подцепила? Викмане по отцу, а по глазам — не турчанка, не гречанка… Кончики кверху, и цвет какой-то разный — то ли серый, то ли бирюзовый — кто как видит… И судьба такая же — кому как кажется… Господи, да сколько они могут возиться? Сколько визжать-то можно? Почему я никогда не визжала и не стонала? Могла бы… но никогда… Держалась. Стыдно…»

Утром, когда Люба, мотаясь от бессонной ночи, едва накинув халатик, потянулась к умывальнику, кто-то осторожно постучал в дверь.

— Кто там? — спросила и не узнала свой голос. Хриплый, словно простудилась вчера или эта чумная ночь чем-то забила горло. — Кто там? — повторила.

— Откройте, Любовь Андреевна. Это я, Вика. Я вчера вас сюда провожала, — чуть слышно сказали за дверью. — Я принесла ваш завтрак.

— Ты одна? А то я ещё не одета…

— Одна.

Люба повернула ключ в двери и бросила себе в лицо пригоршню пахнущей хлоркой воды.

— Доброе утро, если оно для вас и правда доброе, — тихо проговорила вчерашняя хрупкая девочка, осторожно поставив на стол небольшой поднос с завтраком.

— Спасибо. Я не заказывала завтрак в ном… в этот чулан, — поправилась Люба.

— Вячеслав Кириллович распорядился. Он сказал, что после оперативки вы можете зайти к нему.

— А больше он ничего не сказал? Не сказал, за что меня сунули в эту слуховую дыру? — спросила Люба, промокая лицо махровым полотенцем, которое всегда возила с собой.

— Да, здесь всё слышно. Я жила здесь два года.

— Ты здесь работаешь горничной?

— Не совсем… Я… в распоряжении директора.

— Секретарша что ли? — спросила Люба, оценивая гостью взглядом.

— Нет. Узнаете, если здесь поживёте…

— Если поживу? Вряд ли. Денег на нормальный номер нет, а из этой дыры сбегу хоть сегодня. На вокзале, наверно, и то лучше.

— А я поняла, что Вячеслав Кириллович рассчитывает на вас… если завтрак велел отнести…

— Завтрак он, как говорят китайцы, пусть съест сам, обедом — поделится с другом, а ужин — отдаст врагу. Ты — Вика? Вот, Вика, возьми это и отнеси Вячеславу Кирилловичу. А я зайду к нему позже, — как-то отчаянно сказала Люба и стала переодеваться прямо при гостье.

— Если я скажу, что вы не стали завтракать и хотите уехать, он вас не примет.

— Ещё как примет. И деньги вернёт за люкс, — разгорячилась Люба.

— Вы его не знаете… А паспорт у вас где?

— У меня, а что?

— Ой, это хорошо. Только не отдавайте, если не хотите остаться. Даже если будут требовать, — шёпотом сказала Вика. — А если отберут, то я не знаю…

— У вас тут тюрьма что ли? — усмехнулась Люба.