Владимир Ионов - Гончарный круг

Михаил Лукич принес мешок в чуланку и там надумался, как снять его со спины. Так и пришлось просто расцепить руки, и мешок грохнулся на пол. Когда подошел и Денис с камерой, старик так еще и стоял над своим мешком, скосившись на один бок, держался за поясницу и потихоньку покряхтывал от боли.

— Вот, Дениско, как на грех, мать честная! Как на грех…

— Что случилось? Спина?

— Завернуло. Вертит — спасу нет.

— Радикулит?

— А леший его знает, чего там такое? Прострел, у нас говорят…

— Может, врача вызвать?

— Не знаю, парень. Мы дак баней крестец лечим. Баню надо затопить.

Они вошли в дом. Валентин, Виктор и Василий уже завтракали. Михаил Лукич осторожненько присел за стол и, как мог, заугощал гостей:

— Молока-то пейте вдоволь, вон его скоко, — говорил он, перемогая боль. — А картошка-то чего сохнет в плошке? Она, чай, на сметане… В прежние годы, молодой я еще был, хозяин, когда работника брал, сперва за стол садил да глядел, скоко тот съест, да споро ли? Дак Валю с Витей он бы сразу нанял в работники. А на Василия бы дак поглядел еще. Мало ешь-то чего-то…

— Понятно! Они — пролетарии, работяги, а я — так… Ни поесть, значит, ни поработать, — отшутился Василий и совсем отложил ложку.

Хозяину стало неловко — вроде как обидел человека. Надо бы сказать чего-нибудь или, лучше пойти пошарить в горке, чего там осталось от вчерашнего. Но он боялся: боль-то только и ждет, чтобы он пошевелился.

Топить баню нашли Макара. У Михаила Лукича банька, считай, неделю не топлена, а Макарову только вчера сосед калил, решили ее подогреть. Ребята быстро натаскали воды в котел и в кадушку. Макар наколол ольхи и живо нагнал жару. Денис потихоньку привел Михаила Лукича. Василий тоже пришел. Делать-то ему оказалось нечего, а уехать в район он не решался — Николай Иванович ясно вчера сказал, чтобы он оставался тут вроде как за хозяина. И из райкома или райисполкома никто не звонил, не вызывал. А банька… Ни разу он не бывал в истинно русской рубленой баньке. Даже в районе не ходил в парной класс, не имел интереса. А теперь уж заодно… С москвичами-то! Правда, раздевшись, подумал: а удобно ли? Но Макар с Денисом без разговоров втолкнули в темную, горячую клетушку, где нечем дышать от сухого жара и негде повернуться, потому что все место в ней занято печью с горой черных камней, кадками, лавками и полками. Маленькое оконце, чернота бревен и несусветная жара — вот и вся баня.

Василий толкнулся обратно — не пускают. Огляделся вокруг и увидел на верхней полке за печью маленькое белое тельце Михаила Лукича. Лежит пластом, вроде даже не дышит… И чего же это Денис и этот… так и оставят его тут вдвоем с белым тельцем, которое лежит?

В баньку на одной ноге впрыгнул Макар, тоже весь белый, только голова да кисти рук черные, будто приставлены от другого. Вошел и Денис. Этот весь темный, только бедра в белом треугольнике. И Василий сообразил, что это загар.

— Мне жарко — я пойду, — проговорил он.

— А поди-ко! Мы дверь-то колом приперли с той стороны, чтобы пар не уходил, — ответил Макар и запрыгал на одной ноге возле печки, громыхая каким-то ковшиком.

А зачем же они дверь-то приперли? Не хотят выпускать? Но здесь же умереть можно… Василий сел, было, на лавку, но тут же вскочил — припекло!

— Денис, выпусти меня пожалуйста, — попросил он смирным голосом.

— А я не запирал, у Макара вон спрашивай.

— Ну, што ты за мужик у нас такой? Сиди! — Макар налил в ковш из жбана чего-то темного, как собственный загар на руках, попробовал на язык, скислился, отлил почти все обратно, остаток разбавил водой из котла и тремя широкими махами выплеснул ковш на камни. Они отозвались троекратным шипящим взрывом. Пряный жар ударил Василию в лицо, будто его облепили каленым хлебным мякишем.

— Братцы! Мне дышать нечем! — стал он терять терпение. — Отоприте мне двери!

— А ты присядь, не бойсь, пообвыкнешь сейчас, — сказал Макар. — Михайла, ты живой тама?

— Жииивой!

— Еще не поддать?

— Да надоть бы, да парень-то помрет.

— Отпоем, умрет дак! — сказал Макар и, перескочив к печке, опять начал сочинять какой-то раствор в ковше.

— Ну выпустите же вы меня, ради бога! Если человек не может, ну что вы? Дядя Миша!..

— Лешие, пошто заперлись-то на самом деле? Сморите мне гостя-то! — вступился Михаил Лукич.

— Да мы не запирались. Мы колом оттэдова приперлись.

— Вот огороды-то! Не заперто, Вася, нарошно они. Бегай, прохладись в предбаннике. Ох, поддай еще, Макрушко, зазнобило чего-то всего. Поддай!