Владимир Ионов - Гончарный круг

— Не больно легкий пар-от нонче, дураха.

— Тетка Матрена, здравствуй. А гости твои где?

— Щас, поди, придут.

— Обождем! — И Митька дельно обошел избу, оглядел углы. — Дала бы, тетка, молока пока. Только похолодней, а то напарился уже с вами, погода-то нонче…

Матрена Ивановна, молча, поставила на стол кринку вечернего молока. Савелов ходом ополовинил ее, утерся рукавом, закурил из сигарет, лежавших на подоконнике, и опять заходил по избе.

— Сядь, чего тебя сует-то? — сказал Михаил Лукич.

— Время дорого. А гостей-то не в бане ли напарил тоже?

— Постегались маленько.

— Чего ради?

— Спина, дураха, отнялась.

— Ну дак и прел бы сам, а их-то зачем?

— А ты тут што за указчик? Парился — не парился. Захотели и напарились, тебя не спросили. А то пошто, главно? Чего тебе от них?

— Да теперь-то уж ничего, считай, коли парные придут. — Митька сел на лавку посоображать, чего бы теперь придумать вместо ям. Увидел в окно Василия и Дениса, подходивших к дому, отошел к порогу, оперся о косяк. — Чур, в разговор не встревать, Лукич. У нас свое дело будет.

Василий переступил через порог, лениво расстегнул ворот рубашки, прошел на слабых ногах до лавки, повалился на нее. Он был розовый, налитой и глянцевый, как гуттаперчевая кукла.

— Русская баня придает человеку бодрости и здоровья. Мойтесь только в русской бане! Конец света! — пробормотал он и откинулся спиной к стене.

— С легким паром, граждане! — сказал Митька от порога.

Василий перевалил голову с одного плеча на другое, увидел Савелова, сел поровней.

— Что там у нас со светом? — спросил он.

— Трансформатор на месте и опоры сейчас будут там же. А монтажников пока нет. Их из другого района должны дать, дак когда они будут? — Митька помялся, поковырял пальцем мох в пазу меж бревен дома, соображая, как ему все-таки быть теперь с гостями. Самому ему после парной ничегошеньки не надо из всего белого света, кроме пивка. Так он, правда, человек сельский, тут баня — святое дело! А они-то столичные, у них там ванны про каждый день, так, может, ничего, и поработать можно? Хотя этот-то из района. Все равно, может, даже легче с ним сладить. — Такое дело… — заговорил он вроде как нехотя, — коли свет вам в обрез, дак помогайте колхозу тоже. Задача такая: выкопать ямы под опоры, а то, может, и поставить их. Копать где, я укажу, лопатки Лукич достанет, есть в деревне лопатки. Отдохните малость и приходите к ферме, я вас там обожду.

Сказав это, Митька хотел сразу уйти, чтобы поменьше отнекивались, но Василий остановил его.

— Сядьте-ка сюда, — показал он на табурет возле себя.

— Некогда бы мне.

— Ничего. Долго я не задержу. — Василий распрямился, застегнул ворот рубашки. — Где председатель колхоза?

— В бригадах. Где ему еще быть в такое время?

— Ясно. Ну, так вот, слушайте внимательно: садитесь сейчас на свой драндулет, быстро разыщите председателя и скажите, что снимать сегодня мы будем на веранде Дома культуры. Пусть распорядится освободить ее. Это первое. Второе: найдите белую, или нет, лучше красную косоворотку с вышивкой и с пояском для Михаила Лукича. — Василий окинул взглядом хозяина. — Сорок шестой размер. Помнится, у вас в танцевальном ансамбле были такие. Привезите-ка парочку сюда. Съемку мы начнем часа через полтора, так что времени у вас мало. Ясно я излагаю?

— Ясно… Хотя… У меня ведь и свое начальство есть, тот же председатель колхоза, — начал, было, Савелов.

— А я знаю, кто у кого начальство, — осадил его Василий. — Так что вы не тратили бы время.

Митька не нашелся, что сказать на это, только спросил:

— Косоворотки-то с «петухами» надо?

— С «петухами».

— Как сказано. — Парень нехотя поднялся с табуретки и медленно вышел на улицу. Там с одного качка завел мотоцикл и на полном газу рванул его с места, только трава брызнула из-под колеса.

— Лихач! — улыбнулся Василий, проводив Митьку взглядом.

— Митька-то? Лихой! — согласился Михаил Лукич. — Кого хошь объедет и без мотоцикла.

— Вот и пусть теперь объезжает. Как спина у вас, Михаил Лукич?

— Живет вроде теперича…

— А я бы сейчас упал и уснул. — Василий опять устало расстегнул ворот рубашки.

— Взял да упал. Вон в горницу поди на диван.

— А если снимать начнут?

— Чай, все одно обсохнуть надоть.

— Я сухой, как египетская мумия. Но все равно полежу. Полчасика. Пока вы обсыхаете.

— Мать, постелю ему собери, — распорядился Михаил Лукич. — Да коровы, гляди, на полдни пригнались, чего стряпаешься-то?