Владимир Ионов - Гончарный круг

— Почет труду и бог на помощь! — провозгласил Макар, когда подошли к толпе.

Ребятня, скотницы, деревенские мужики привычно ответили «спасибо» и уступили им дорогу к машине, которая, воя от натуги мотором, сверлила широким буром землю. Первый раз заехала такая машина в Пеньки, и вся деревня, кроме разве что Матрены да деда Александра, собралась поглядеть. И надо же, сколько новостей сразу привалило в Пеньки! Вчера кино снимать приехали, сегодня землю сверлят и свет, чу, сегодня же дадут. А все через Михайловы горшки — слыханное ли дело!?

— Гляди, Лукин сын, каку штуку пригнали, — сказал Михаилу Лукичу Кондратий. — Щас она тебе и глины навертит тута, токо собирай.

Ох, завистливый мужик — Кондратий! Иш, придумал: «Лукин сын»! Поди, глины-то не чередной нарочно дал вчера.

Михаил Лукич подошел поближе к машине. И верно, машина выжимала из земли глину. Да и глину-то еще какую! И брал бы Кондратий, а то давит там мышей из своей ямы.

— Э, э! Папаша! Ну-ко, подальше от техники! — прикрикнул на Михаила Лукича рабочий.

Откуда-то появился Митька Савелов с высохшим потом на лице. Шугнул народ подальше от машины и сказал рабочему для сведения:

— А этот вот и есть знаменитый-то мастер наш, — и показал на Михаила Лукича.

— Видать! — улыбнулся рабочий, оглядывая пьяненького «знаменитого мастера». — Ему и тем более подальше надо, а то руки в бур сует. Мы ведь и остановим, если поглядеть надо.

— Остановить, дядя Миша? — спросил Митька.

— Пущай вертит! — сказал Михаил Лукич и отошел к Макару. — Экой Митька-то у нас сегодня. Услуга парень, да и только!

— Это хорошо. Это нам ко времю. Митька! Савелов! — позвал Макар, и отвел парня подальше от народа, к мотоциклу. — Тебе давеча чего велено было?

— Рубахи с «петухами» привезти. Дак вот они: одна хоровая и две тацевальные. По размеру, а что?

— А председателя видал сегодня? Он тебе чего велел?

— Веранду в Доме культуры скоро освободят, а больше чего? Велел тут глядеть.

— И боле ничего он тебе не говорил?

— Ну, чтобы с гостями обходился…

— А чего же ты не обходишься-то?

— А как же мне еще-то обходиться? Рубахи привез, с верандой распорядился… Еще-то чего?

— Ладно… Трешница есть?

— Была где-то, а чего?

— В Стретенье-то был, есть там чего в магазине?

— Дак найдется для случая! — догадался Митька.

— Вот и лети! Привези одну!

— А пошто?

— Чего пошто? Не знаешь, пошто она бывает? Да прихвати там чего… Мы тута обождем.

Макар, конечно, не из московских гостей и особенно-то его слушать бы и не стоило. Однако, с ними болтается — еще скажет им чего не так, и опять от председателя выговор схватишь, как давеча. И Митька, не больно, правда, торопясь, завел мотоцикл. Макар подтолкнул его, наказал нигде не останавливаться, а сам вернулся к приятелю, сунул ему подмышку сверток с рубахами и подмигнул хитрющим глазом.

— Ой, мужики, что-то вы у меня в вираж заходите, — поняв в чем дело, упрекнул их Денис. — Будет вам сегодня от Матрены Ивановны.

— Што будет — все наше! — отмахнулся Макар. — Ты гляди, как она землю точит. А, думаешь, пригнали бы ее сюда, как бы не случай? Во! Дак можно по такому случаю добавить к давешнему? Давеча послебанная была да за Маргариту. А теперича сам бог велел — за гослинию!

— Ну, ясно! Было бы желание, а «случай» мужик найдет.

— А Денис-то у нас, Михайла, а? Понимает, гляди!

— Этот — да! — согласился Михаил Лукич. — Хороший парень, токо бы без этой штуки своей. Хуже пулемета она у его. Так руки и отвалятся, как застрочит.

— Ничего, привыкните потихоньку. — Денис обнял старика за худенькие плечи. — Вот будет у нас завтра свет, выгоним всех из дома, останемся одни — вы свое будете делать, я — свое, и чего-нибудь сделаем.

— А думаешь, я бы давеча без бани за круг не сел? Сел бы! Леший с ней со спиной-то! Не отвалилась бы. А не селося. Боязно. Чего вот она оборвалась вчерась? Кринка-то. Не пошла! Вот…

— Вы же сами ее смяли.

— Смял. Пухнуть начала дак… — Михаил Лукич поглядел на свою правую руку. Сухую, изношенную, вялую. — Вота какая уж стала! А была-то такая ли? Восьмой уж десяток… Скоко всего поприделано! Однех горшков поприверчено скоко! Да колхоз сорок лет на тех же руках. Да три войны. А руки-то все одне, без запасных… И чего бы хоть вам до прошлого года приехать? Знаешь, какие кринки вертел на спор с Кондратием? Што овсяный блин черепок-то. Сквозь видать! А отожгешь, бывало, такие-то — хошь благовест в их звони. А теперича щелкнешь ее — и што Матрене в зад, нехорошо сказать…