Аксель Сандемусе - Оборотень

Во время войны Эрлингу довелось побывать на Эланде — другом крупном шведском острове в Балтийском море, — и он по привычке присоединил его к своим владениям, как присоединял любую территорию, познакомившись с ней. Готланд же предстал перед ним сорок лет назад лишь в виде синеватой дымки в море, но, может, ни одно другое место в мире Эрлинг не ощущал своим так остро, как именно Готланд. Когда-нибудь он признается в этом Фелисии. Не теперь. В другой раз.

Ему грезилось, что она богиня, создавшая Готланд четырьмя небесными декретами. Как человек здравомыслящий, он понимал, что такого быть не могло. Готланд был создан задолго до того, как Фелисия попала туда. Но, видно, ее четыре письма были внушены ей тайной силой, решившей, что пришло время правде выйти наружу. Чтобы явить свою волю, Непостижимое выбрало зрелую женщину, затмившую всех остальных женщин Готланда. Не подозревая об этом, она описала в тех четырех письмах все как есть, словно они были декретами первоначального сотворения мира, и по совету Всевышнего отправила их в Лас-Пальмас, дабы облегчить неверным путь к вере. И само собой разумеется, адресованы они были тому, кто воспринял как чудо, что некое географическое место оказалось принадлежащим ему, хотя он никогда его не видел.

Уже после первого письма Готланд начал приобретать для Эрлинга живые очертания, после второго он знал его, как свою родную страну. Четвертое письмо завершило вторичное сотворение Готланда, причем Фелисия даже не описывала его, она лишь роняла случайные слова о доме, в котором жила, о виде на море и тому подобном. Большую часть письма, как правило, составляли размышления о самом Эрлинге, и все письма заканчивались уверениями, что она любит его, несмотря ни на что.

Эрлинг давно знал Фелисию, но все еще открывал в ее мире много нового для себя. И понимал, что эти открытия будут продолжаться, пока он жив. Он нашел женщину, для которой горящий в нем огонь не мог выгореть до тла. Близко ее не знал почти никто, но все имели о ней свое неоспоримое мнение. О людях незаурядных мнения всегда бывают неоспоримыми и противоречивыми, и найти истину нельзя ни посредине, ни с краю. Наверное, истина и состоит из противоречивых мнений.

Фелисия больше, чем кто-либо, стремилась сама распоряжаться своей судьбой и в разумных пределах предвидеть свое будущее. Она не желала, чтобы трамвай будней прокатился по ее жизни и пометил ее своей печатью: ей нужен был свой замкнутый мир в каком-нибудь определенном месте, хотя бы в подводной лодке, как сказала она однажды. В детстве, а Фелисия выросла в богатой семье, она много читала о знаменитых женщинах, и это изрядно напугало ее. Она знала, что ей не чуждо тщеславие, но никогда не стремилась блеснуть тем, что не имело к ней отношения. Благодаря своему происхождению она была знакома со многими знаменитостями, но ни от кого не принимала приглашений и никого не приглашала к себе. В Венхауге почти не бывало гостей. В ранней юности, а ее семья жила в Осло, в Слемдале, Фелисия с трудом выносила, когда у отца собиралось большое общество. Прочитав однажды, что в капле отражается целый мир, она обрадовалась и с тех пор бессознательно ограничивала свое общение. Ей казалось, что взамен она получает весь мир. Она и теперь любила иногда уйти с рукодельем в свою комнату и уютно устроиться с ним на кровати — рядом на тумбочке лежала книга, и Фелисия блаженствовала. Не так давно она получила письмо от школьной подруги, которая совсем юной вышла замуж за англичанина, уехала в Англию и стала там известной актрисой. В Лидии, как и в Фелисии, энергия била ключом, но сама Лидия стала уже чужой. Фелисии было занятно читать ее письма и отвечать на них, может быть, даже мелькала мысль когда-нибудь навестить ее или пригласить к себе в Венхауг, но этим все и ограничивалось. Фелисия была равнодушна к славе и отлично понимала, выходя замуж за Яна, что он не страдает тщеславием, выражавшимся в неутолимой жажде известности. С другой стороны, она никогда не понимала, что у нее есть недоброжелатели и чем может обернуться в будущем почти полное отсутствие друзей. Вне своего узкого круга она считалась заносчивой интриганкой, преследовавшей только собственные интересы и бравшей силой то, что ей не отдавалось добровольно. Была некоторая доля правды в том, что Фелисия не изображала из себя бескорыстную Ингерид Шлеттен из Силлеюрда [1] Ингерид Шлеттен из Силлеюрда — героиня одноименного стихотворения норвежского поэта, лауреата Нобелевской премии Бьёрнстьерне Бьёрнсона (1832–1910). — Здесь и далее прим. перев. и не была равнодушна к собственной выгоде, зато в другом, что многим казалось бесспорным и что, по утверждению женщин, заключалось в том, будто все мужское население Эстланда от пятнадцати до шестидесяти лет перебывало в ее постели, они ошибались. Но так считали не только женщины. Даже мужчины, не имевшие привычки вторить своим женам, поддерживали эти слухи — либо потому, что не знали Фелисии, либо потому, что, к несчастью, верили соблазнительной легенде. Фелисию это, по-видимому, совершенно не трогало. Она не обращала внимания на то, что про нее говорят, и вообще не слушала сплетен, а отсутствие интереса к слухам доказывала единственно убедительным образом: она не пыталась никого убеждать в своем равнодушии к людской молве.