Аксель Сандемусе - Оборотень

Фелисия знала о Вигдис, но не поняла, что именно она таращила на нее глаза на автобусной остановке. Яну это было даже забавно: однажды Фелисия уже видела Вигдис, но теперь не узнала ее. Тогда они ехали в поезде. Фелисия выходила в уборную и, вернувшись, села рядом с Яном и взяла книгу. В это время мимо прошла Вигдис, она победоносно и гневно посмотрела на них. Ян и Вигдис уже много лет не здоровались друг с другом.

— Ты видел эту личность? — спросила Фелисия. — Она чуть не втиснулась вместе со мной в уборную. Я спешила и слышала только, как она лепетала: фру Венхауг, фру Венхауг, фру Венхауг, и все-таки она успела проговорить до того, как я захлопнула дверь: Мне будет очень приятно как-нибудь летом снова побывать в Венхауге!

Ян представил себе Вигдис в Венхауге, где хозяйкой была Фелисия, и судорожно зевнул, чтобы подавить смех. Чуткая Фелисия в тот раз почему-то даже не спросила, что это за существо пыталось пригласить себя к ним в Венхауг. Он взял Фелисию за руку, и она ответила на его пожатие, не отрываясь от книги. За кого бы, интересно, она приняла Вигдис, если бы вообще снизошла до этой мысли? В ту минуту он лучше, чем когда бы то ни было, понял, почему иногда Эрлинг злился на Фелисию. Эрлинг достаточно хлебнул, когда на него смотрели сверху вниз те, кого он называл великосветскими барышнями, будь то в Шиене или в Рью-кане. Особенно тяжело ему стало после переезда его семьи в Рьюкан. Эрлингу было тринадцать лет — самый уязвимый возраст для мальчиков. В 1912 году его отец вообразил, что Рьюкан — это нечто вроде лагеря золотоискателей. Явившийся туда табор Виков вызвал удивление и смех, которого Эрлинг не мог забыть уже никогда. Хромой, лысый отец с всклокоченной бородой, полуглухая, кривошеяя мать, ее отец, живший с ними, у которого не было обеих кистей, и куча ребятишек. Бледных как мертвецы, чтобы на них лучше была видна грязь! — сказал однажды Эрлинг, когда под пьяную руку рассказывал об исходе своей семьи из Шиена в чужой и опасный Рьюкан, где он первым делом заметил, что есть высший класс, к которому он не принадлежит.

Конечно, Эрлинг в тот раз сказал больше, чем хотел, и больше, чем он мог вспомнить на другой день. Ян потом встречал людей, которые знали семью Эрлинга, хотя и не были свидетелями их прибытия в Рьюкан. Особенно им запомнился лохматый, словно присыпанный землей, безрукий тролль, который утолял жажду, зажав обрубками бутылку с водкой. О высоких претензиях этой семьи ходили легенды. Портной Вик изъяснялся на странном книжном языке, переиначивая по-своему многие слова. Кое-кто из жалости отдавал ему вещи в починку. Выходя из лачуги, где восседал этот важный портняжка, заказчики разносили по городу его политические воззрения. Некоторые из его бывших слушателей еще и теперь жили в Рьюкане.

Ян не был с первого взгляда слепо влюблен в Вигдис, ему вообще было трудно представить себе, что девушку можно получить после нескольких часов знакомства. Впрочем, он проявил известную настойчивость. Об этом он подумал только на другое утро, когда нежился в кровати, было воскресенье и ему вдруг захотелось поваляться, хотя он и знал, что это недопустимо. Обычно он вставал в одно и то же время, каждый день, всю жизнь. В детстве он, как и все дети, валяться не любил — что с того, что этот непонятный день называется воскресенье! — а когда вырос настолько, чтобы понять, что такое воскресенье, у него уже были свои животные, за которыми он должен был ухаживать. Постепенно это перестало быть игрой и стало работой. Каждое утро еще до завтрака Ян шел к скотине. Конечно, он знал, что ничего страшного не случится, если он позволит себе немного поваляться. Отец сам все сделает, если Ян не придет, да и работники привыкли, что отец и сын приходят рано, и сразу обнаружат, если что-то останется несделанным. Он не боялся, что скотину оставят голодной.

Ян блаженствовал, все его чувства были удовлетворены, он хорошо отдохнул, хотя проспал всего три часа. Упершись локтями в матрац, он сжал кулаки и с хрустом потянул шею. Кровь в нем бурлила и пела, он никогда не ощущал своего тела так, как в то утро, каждый член, каждую мышцу. Подложив руки под ягодицы, он приподнял нижнюю часть туловища и задрал ноги, ему было приятно смотреть на свои красивые ноги, на щиколотки, на сильные, железные ляжки. Он развел ноги и через получившееся большое «V» смотрел в окно на качающиеся верхушки берез. Сейчас он мог бы сокрушить гору. Ян стал сдвигать и раздвигать ноги в такт песне, но пел негромко, ему не хотелось выставлять себя на посмешище: