Николай Нароков - Могу!

— Очень большое. Табурин ответил бы на него так: «Человек!» Я не хочу говорить пышно и скажу проще: сама Юлия Сергеевна, вот ваше препятствие!

Ив презрительно скривил губы.

— Человек? Я много людей знал в моей жизни и со многими имел дело. Но я никогда не догадывался, — насмешливо добавил он, — что человек может быть препятствием.

— Да? Может быть, вы и правы! Я и сама думаю, что Юлия Сергеевна не очень-то непреодолимое препятствие. Незаметно для нее все сложится так, что она… придет к вам! Но не станем забегать вперед, а будем говорить только о том, что есть сейчас. Хотя, правду сказать, я не знаю, о чем нам надо еще говорить и зачем вы позвали меня. Ведь в прошлый раз я вам все, что надо, разъяснила и, помнится, вы не только согласились со мной, но одобрили мой план и даже похвалили меня. Дали мне, так сказать, орден за находчивость и остроумие.

Она говорила, притворяясь беззаботной, а сама соображала: «Нельзя ему позволить опять начать говорить о том!»

— И за усердие! — многозначительно подчеркнул Ив, на что-то намекая. — И за усердие!

Губы у Софьи Андреевны вздрогнули. Она поняла, о каком усердии заговорил он, и ее глаза сразу стали холодными.

— О моем усердии мы говорить не будем! — стараясь быть как можно более твердой, ответила она и тоном требования добавила. — О том, что я сделала и чего не сделала — ни слова! Это — табу!

— Вы опять старательно оберегаете его! — съязвил Ив.

— Да, и буду оберегать! — еще тверже ответила она и опять повела в сторону. — Но ведь дело не в табу, а в том, что вы не ответили на мой вопрос: зачем вы вызвали меня, если все уже сделано и все разъяснено?

— Вероятно, для того, — сказал Ив тем тоном, каким говорят, чтобы сказанному не поверили, — для того, чтобы быть с вами до конца. Вернее, чтобы вы были со мной до конца.

— Неправда! — очень резко ответила Софья Андреевна. — Вы хотите, чтобы я сказала вам то, чего вы не знаете: как и почему вышло так, что возможность появилась? Вы этого не знаете, и это ставит вас в зависимость от меня, а быть в зависимости вы не умеете. «Могу»? — очень нехорошо рассмеялась она. — Чего же стоит такое «могу», если вы не сможете заставить меня говорить то, чего я не хочу сказать! Вот вы и позвали меня для того, чтобы узнать все.

— Предположим, что для этого! — с фальшивым миролюбием не стал спорить Ив.

— Если так, то вы позвали меня напрасно. Я сказала вам все и больше не скажу ничего.

— Вы говорите так, как будто имеете право так говорить со мной! — вспылил Ив, забыв о своем миролюбии. — У вас сейчас нехороший тон! Раньше вы говорили со мной иначе!

— Раньше? — коротко вздохнула Софья Андреевна. — Раньше не было того, что есть сейчас!..

— А разве сейчас есть что-то такое, чего не было раньше? — подхватил Ив.

Софья Андреевна вызывающе не ответила, а только посмотрела. Ив подождал секунд десять.

— Вы не сказали мне ничего! — продолжал Ив. — И я ничего не знаю. У меня, конечно, есть предположения, но их мне мало: я должен знать! Ведь что бы ни было, я — ваш соучастник. Вы вашими планами со мной не делились, ни во что меня не посвящали, и карт-бланш я вам не давал, но все же я — ваш соучастник. А быть соучастником вслепую я не хочу и не умею.

— Как прикажете понять эти слова? — высокомерно спросила Софья Андреевна. — Значит ли это, что вы отказываетесь от моего дальнейшего участия? В таком случае мне остается одно: уйти.

И она сделала движение, как будто хочет встать.

— Это все, что вы мне сегодня скажете? — спросил Ив.

— Да, все.

Ив сжал рот и подумал. Потом посмотрел на Софью Андреевну и еще раз подумал.

— Да, вы не такая, какой были раньше! — стараясь во что-то вникнуть, медленно произнес он. — Раньше вы никогда не были такой.

— Да, никогда! А теперь вот я такая! — слегка дрогнул ее голос. — И вам с этим надо считаться. Более того: вам надо этому подчиниться. Если же вы не хотите ни считаться, ни подчиниться, то ведь еще не поздно: вы можете отказаться от всего. Или вам жалко задатка, который вы уплатили мне? — неискренно съязвила она. — Задаток, конечно, пропадет, но…

— Не говорите глупостей! — рассердился Ив. — Разве я умею отказываться?

— Но если мы по-прежнему остаемся соучастниками, то помните, дорогой мой соучастник: подозревать вы можете все, что вам угодно, но расспрашивать меня вы не смеете. И еще одно помните: ваши подозрения меня не интересуют и, уж конечно, ничуть не беспокоят. Они мне просто не нужны. Вот и все.

— Что же будет дальше?