Бен Элтон - «Номер один»

– Но я работала, – выдавила Миллисент, на секунду обретая голос.

– Но ты не научилась и не выросла.

– Люди говорят, что я хорошо пою!

– Какие люди, Миллисент? Которые выпускают записи? Которые делают поп-шоу? Я так не думаю, дорогая. Правда в том, что ты ужасно поешь, и ты совершенно не должна была дойти до такой высокой ступени в таком серьезном шоу. Мы все знаем, почему ты здесь. Ты здесь благодаря своему партнеру, святому и безгранично терпеливому Грэму. Мы хотели оставить его, поэтому оставили и тебя, но дальше это продолжаться не может. Повторяю, это серьезное шоу… Я очень серьезно отношусь к музыке. Музыка – это самое важное. Мне безразличны личности и пустые надежды и мечты людей. Меня интересует пение, не больше и не меньше, а ты, дорогая, не умеешь петь. Прости, но это факт. И поэтому я отправляю вас обоих домой. Грэм, Миллисент. До свидания.

Миллисент взяла Грэма за руку, и они вместе вышли, чтобы дать свое слезливое интервью после отсева.

Тем временем Кельвин велел Тренту снять, как он ходит у бассейна, раздираемый противоречиями и вконец запутавшийся.

– Раздираемый противоречиями и запутавшийся, босс? – повторил Трент.

– Да. Установи камеру с другой стороны бассейна, убери всех из кадра и сделай мой крупный план – меня раздирают противоречия, я запутался и растерялся под неподъемной ношей будущего поп-культуры.

– Понял, босс, – сказал Трент. – Это отлично.

Камеру установили, и Кельвин (который взъерошил себе волосы в приступе мучительных раздумий) бродил по кадру, одинокий и романтический. Он вскидывал руки к небесам, словно призывая Господа подать ему знак, он сидел на лежаке, сжав голову руками, словно глубоко уйдя в мучительные раздумья. Он взял телефон и, даже не потрудившись набрать номер, разыграл душераздирающую беседу с таинственным советчиком.

– Я просто не знаю, – сказал он в молчащий телефон. – Я не могу отпустить мальчика, он слишком хорош! Но мы не можем дать ей еще один шанс. Девочка просто не сможет сыграть вживую… Она сама свила себе веревку… Думаю, у меня нет выбора.

Кельвин убрал телефон и крикнул:

– Снято!

Затем распорядился привести ему Грэма без Миллисент.

– Возьми бригаду, – добавил он. – Убедись, что снимут момент, когда ты скажешь, что я хочу увидеть одного Грэма.

– Я возьму две бригады, – с энтузиазмом предложила Челси. – Оставлю вторую снимать Миллисент, пока она будет ждать.

– Умница.

Итак, пантомима была создана. Грэм и Миллисент тихо сидели рядышком в автобусе, которому после последнего «прослушивания» предстояло отвезти всех участников в аэропорт. У автобуса разыгрывались сцены с рыданиями и воплями, более шумные отсеянные личности оплакивали свою участь. Правда, слышались смех и пение, те, кто прошел в следующий тур, шлепали друг друга по ладоням вытянутых вверх рук и трясли кулаками в воздухе. Только Грэм и Миллисент молчали. Они сидели рядом и не видели никого вокруг.

– Я счастлив, – сказал Грэм, наконец нарушив молчание. – Не думаю, что я смог бы пережить еще один тур и такое отношение судей к тебе.

– Да уж, они вели себя просто ужасно, – согласилась Миллисент.

– Но ведь причина очевидна, верно? Драма и все такое. Я не дурак, Милли, я изучаю музыку, я знаю, кто из нас лучший певец. Единственный певец, если уж на то пошло, – это ты. Мы оба это знаем. Я – инструменталист.

– Ты правда так думаешь? – умоляюще спросила Миллисент. – В смысле, я всегда думала, что хорошо пою, но, если честно, из-за них я потеряла веру в себя. В конце концов, это ведь сам Кельвин Симмс.

– Милли, да ты что. Ты знаешь, что я не умею петь.

– Но у тебя настоящий музыкальный талант. Может быть, они заметили это. Может быть, они говорили именно об этом.

– Ну, этого нам никогда не узнать, верно? Потому что все кончено, и я рад, потому что на самом деле я хотел сказать тебе, Милли, и я ждал момента, когда нас отсеют, прежде чем сказать, что…

В этот момент в автобус ворвалась Челси со съемочной бригадой.

– Грэм, – сказала она, – Кельвин хочет видеть тебя… одного.

Грэм сжал руку Миллисент. Всем было понятно, что означало это приглашение, других вариантов здесь не было.

– Зачем? – спросил Грэм. – Он нас отсеял. Все кончено, верно?

– Он хочет видеть тебя.

Миллисент тоже сжала руку Грэма.

– Иди, – сказала она. – Узнай, чего он хочет.

Грэма вывели из автобуса и снова привели к Кельвину.

– Дружище, – сказал Кельвин, – дело вот в чем. Твое путешествие не должно заканчиваться здесь. Оно должно только начинаться.