Александр Торопцев - Охрана

– Нет, надоела эта канитель! – сказал Михаил и смущенно улыбнулся. – Завтра на медосмотр пойду. Там строго. А ты как думал? Вдруг я наркоман какой-нибудь.

– Смотри сам. – Касьминов слегка завидовал Шипилову, хотя уходил тот на предприятие, где платили в два с половиной раза меньше, чем охранникам.

Дело было не в деньгах. И даже не в стабильности, и не в перспективе сделать еще одну в жизни карьеру и стать за пять-семь лет, скажем, замом начальника отдела, а то и повыше. Такая возможность у бывшего радиохулигана, майора, а теперь уже и охранника, была. Но дело тут в другом. Здесь, в охране, офицеры запаса чувствовали себя людьми бывшими, отработанным материалом, каковым, собственно говоря, они по сути и являлись в свои 40–50 лет, в расцвете, стоит заметить, мужских сил, возможностей. А это – приговор похуже потолка, хотя и получше вышки. Это на всю жизнь, если не хватит воли вырваться их охранного болота, где люди не живут, а доживают. Доживают, не доработав – вот в чем дело.

Скучное занятие. Грустная перспектива. Никакой перспективы. Просто доживать свой век, когда так хочется жить, дышать полной грудью, гордо смотреть в глаза собственным коллегам, если ты, естественно, не профессиональный калека, не законченный недоумок, а специалист, уважаемый и ценимый в своем коллективе. Коллектив, уважение! Ощущение нужности! Совсем недавно Касьминов посмеялся бы над тем, кто с пафосом партийного работника произнес бы при нем эти слова. Сейчас, отслужив в охране пять лет, он смеяться бы над этим не стал. Коллектив. Стойка в холле, ворота, комната отдыха. Нервотрепка. Сорок лет предел. Сорок пять лет предел. А в уставе этот предел обозначен цифрой 55 лет, и в договорах, которые все они подписывали. Уходят люди, с которыми он начал здесь свою охранную жизнь. Скоро он останется один. Так ему сказали люди серьезные. Они не подведут.

Ребята, водилы, здесь отличные. Он с ними скорешился. Они его уважают. Берут на ралли. Но они никогда не станут для него тем коллективом, в который уходит Шипилов. В контору, в ремонтный цех его никто не возьмет. Даже обыкновенным слесарем. 350 долларов оклад. Плюс подработка. Плюс все надбавки. Водителем его не возьмут тем более, хотя водит машину дай бог каждому. Здесь кроме очереди очередей есть и еще кое-что. Многие водители конторы когда-то возили замов министров. Да чего тут удивляться? А он кого возил? Свою семью на озеро, да к родственникам. Значит – охрана. Пока не погонят метлой под зад. Невеселая перспектива. Есть, правда, предложение занять пост электрика в доме отдыха неподалеку от военного городка. Директриса прямо сказала, что она увольняет электрика на пенсию и что через полгода он может занять должность посолиднее. Это – его коллектив? Нет, это тоже приговор.

Вечером слесари и бригадир конторы угостили его стаканом водки. Когда все они ушли и контора опустела, он прикупил «чекушку», добавил, забыл обо всем на свете и уснул, тяжело храпя, играя на пружинах раскладушки нудную однообразную мелодию.

После долгой и продолжительной беседы с Иваном Ильичом Сергей Прошин повел себя исключительно верно: английский учить не стал, летом занимался собой, то есть, работал, тратил положенную сумму на женщину, с Андреевой старался не заигрывать, слишком уж она агрессивная, яростная, ненасытная в постели, иной раз уезжал на природу в те места, которые любила когда-то его жена, и ждал середины июля.

Дождался, отбыл в деревню к отцу, отоспался там, надышался пахучей тишиной, наслушался стрекота кузнечиков, постоял с удочкой у реки и на озере, в котором любила купаться жена когда-то, побродил по кромке леса, таежно-путаного, позабытого им, изменившего тонкие рисунки троп и тропинок, попарился у друга детства, запивая воспоминания пшеничной самогонкой, неплохой, лучше чаговского вискача, посидел с отцом на скамейке. Обещал родителю приехать в сентябре и перестелить крышу сарая, дал ему денег на шифер, на хлеб и соль, на валенки, собрал вечером чемодан, а ночью друг детства на старой «копейке» подбросил его до железнодорожной станции.

Оттянулся он, отдохнул в родных краях, устал от деревенской тишины, нырнул в столичный город, шумный, нервный, но тоже родной.

В день приезда позвонил в контору, у Касьминова разом узнал все новости: Бакулин в отпуске, Польский принимает новый объект, пашет там и здесь, ходят слухи, что у Чагова дела похужели, но это так, свои люди по секретному каналу передали, Андреева еще один контейнер сыну переслала, вернее, начальнику сына, ну это не наше дело, ремонт идет полным ходом. Охранников до сорока пяти лет трогать не будут.