Александр Торопцев - Охрана

Всю ночь пил техник клюковку, настоянную на спирту. Уснул под утро носом в стол рядом со сковородкой. На службу не пошел, клюковки у него было много. Да и спешить-то куда, зачем? Командировочное удостоверение отмечено по среду включительно, а был еще только понедельник…

Как поладил техник с женой – не о том речь. Тут сам черт ногу сломит в этих душевных зарослях. Но после этого случая трезвенник-техник запил по-черному, благо спирта хватало, а уж о клюковке он и думать перестал. Какая тут клюква! Жизнь наперекосяк. Махнуть бы стопку, сбить стыд да на работу. Вот ведь какая незадача иной раз приключается с робкими людьми! Неробкие безобразничают, чужие простыни мнут и хоть бы что – ходят гордые по белу свету, и пить им не надо, и никакая краска их довольные лица не портит. А робкий, чтобы не раскраснеться на людях, да голос не потерять, обязательно спиртику должен махнуть перед выходом на улицу. Будто это они во всем виноваты, робкие.

До сковороды дело у техника дошло не сразу. Год он терпел, спиться успел, в старлеях застрял, страх потерял (но не совесть), и однажды (щеколду-то он свинтил с двери!) повторилась спальная история с точностью до сковороды с яичницей недоеденной. Тут уж техник медлить не стал, а может быть, «другой», которого в этот раз нашла жена, скорость потерял с устатку или руки у него тряслись с непривычки – молодой совсем парень был, только-только авиационно-техническое училище окончил. Не повезло ему, неопытному. Месяц в части и сразу в чужую постель. И по голове, аккуратно стриженой, сковородкой с размаху получил, холодной. В чем-то ему, конечно, повезло. Техник, хоть и в ярости был, но бил по его голове обдуманно: хоть и сильно, но не ребром, а, если так можно сказать о сковородках, тыльной ее стороной. Кровь была на голове и сотрясение мозга средней тяжести, и шов врачи наложили ему в тот же вечер. Короче, все чин-чинарем. Но могло быть и хуже. Лоб-то молодого офицера, хоть и крепкий был, мог и не выдержать, ударь по нему ребром сковородочным. Да и недалеко ото лба до висков, правого и левого.

Нехорошее это было дело в одной из воинских частей ВВС, дислоцирующейся под Калинином. Начальство, понимая всю сложность и неоднозначность ситуации, нашло, по всей вероятности, единственно верный ход. Молодого ловеласа перевели в другую часть, подальше от европейской части страны, а робкого техника – какой он был прекрасный спец! – комиссовали – не стали выносить сор из избы. Медсестру, бывшую жену сковородобойца, оставили в покое, учитывая военные заслуги ее отца, бывшего танкиста, отличившегося под Курском и освобождавшего Прагу.

Через пару месяцев эту грустную историю стали в части забывать, может быть, потому что главная героиня на время затихла, напугав своих потенциальных ухажеров, бывший муж ее уехал в родной подмосковный поселок, устроился по специальности в аэропорт Домодедово, да и обидчика его след простыл.

Борис Ивашкин искренне жалел старлея, служить бы ему да служить, и с какой-то внутренней опаской принимал из рук начальства командировочные удостоверения. Смешно! Жили они в трехкомнатной квартире вместе с тещей. Никаких детских садов, а тем более продленок. Жена у него работала в школе, преподавала девчонкам домоводство. Там только три мужика работало: совсем старый директор, физрук из фронтовиков с ревнючей женой-математичкой и семнадцатилетний лаборант, помешанный на физике и мечтающий о физфаке. Смешно? Ничего смешного. Спрячь за высоким забором девчонку – не зря мудрые люди-мужчины сочинили такую песню, не ради славы, а ради жизни командировочных да и людей обыкновенных, с нормированным рабочим днем и с доглядом в виде тещ, свекровей, дедов с бабками. Прячь не прячь, а украсть можно. Это – жизнь. Тем более если сам объект кражи – не какой-то бездушный экспонат музея, а самая что ни на есть женщина, существо податливое. Борис Ивашкин за командировочным преферансом с друзьями узнал такое о женской жизни, о женщине вообще, что, честное слово, тут и не робкий сробеет, а уж засомневается – точно.

Вьетнам он, однако, пролетал с боевым, веселым настроем. И еще год они хорошо жили с женой, хотя и поругивались иной раз из-за тещи. Это была замечательная женщина, она, по мнению Ивашкина, являлась очень прочным забором для всяких неробких людей, но совсем уж большого счастья, то есть когда ты дома, а теща находится в какой-нибудь своей семейной командировке, хотя бы у старшей дочери или у младшего своего брата, – судьба ему предоставляла крайне редко. Нельзя сказать, что они не ладили с тещей, но ведь это как два летчика-испытателя в одной кабине истребителя. Тут машину нужно щупать со всех сторон, во всех режимах, а не нервы друг друга.