Александр Торопцев - Охрана

Человеком он был исключительно надежным.

Николай хлопнул дверцей, развернулся, сделал четыре шага к калитке, поднял почти выздоровевшую правую руку, нащупал на калиточном косяке со стороны здания конторы теплую кнопку, нажал, услышал резкий, противный, как в школе, голос звонка, и через минуту увидел в распахнутой двери здания конторы Петра Польского.

– О, какие люди! Хорошо выглядишь, честно говоря!

Николай открыл калитку, осторожно ступая, будто боясь кого-то здесь, во дворе конторы, разбудить, сделал несколько шагов. Поздоровались, обнялись.

– Ну, как ты, оклемался?

– Нормалек. В следующую субботу хочу выйти на работу, – сказал Касьминов, вопросительно посмотрев в глаза Петра.

Польский понял вопрос. Но говорить на ходу не стал, прошел, пропуская вперед Касьминова, покачал головой, обогнал его по пути к пульту, придвинул стул, сам сел в крутящееся кресло, убрал звук телевизора.

– У нас тут такое было! Бакулин как с цепи сорвался, честно говоря. В начале июня сцепились они с Воронковым. Серега сам виноват, честно говоря. Мы дежурили с ним и с новеньким, инженером каким-то, так, ничего парень, но гражданский, чего с него возьмешь. И, представь, в двенадцать часов дня Серега уходит. Сказал, что на минутку. Мне-то и в голову не пришло, куда он и зачем. В магазин, думаю, за молоком. А тут Бакулин пожаловал. В бухгалтерию ему нужно было, счет подписать. Воронкова нет и нет. А тут генеральный звонит, просит выделить человека на полчаса. Я посылаю к нему молодого, сам один здесь остался. Звоню в комнату отдыха, Федора там нет. Подъехала машина – я к воротам. Все бегом. Прибыла какая-то делегация. Я вызываю Ангелину, она их проводит в третью переговорную, опять машина, я к воротам. И опять бегом сюда. Звоню Федору. Слава богу, он уже вернулся из бухгалтерии. Выйди, говорю, на пару минут, подстрахуй, Серега на минутку в магазин пошел.

Стоим с ним на пару. Сереги нет и нет. Полчаса стоим, час. Федор психует. Мне, говорит, в ЧОП надо. Наконец, вернулся от генерального молодой. Я к Федору: ступай, говорю, мы тут управимся. Он, чую, решил с Серегой разобраться по-серьезному. Еще полчаса прошло. Наконец появляется Серега. Идет, как ни в чем не бывало, песенки мурлычет под нос – довольный! И говорит мне, будто не замечая Федора: «Иди, брось кости на койку!» Тут уж Бакулин момент не упустил.

– Опять поцапались, – усмехнулся Николай, мол, мне бы их заботы.

– Я бы так не сказал, честно говоря. Федор сначала кипятился, но люди же туда-сюда ходят, опять делегация прибыла, им-то не до наших разборок. Он остыл и приказал на следующий день собрать всех начальников смен на объект. А нам приказал писать объяснительные.

– Он это любит!

В тот день Сергей Воронков был на высоте. В течение десяти минут он снял боль у главбуха одной крупной фирмы. Тридцатипятилетняя бабенка была от него в восторге. Она усадила его после сеанса за стол в небольшой комнатке, смежной с ее роскошным кабинетом и с окнами на богатенькие дворики Старого Арбата, и спросила: «Чай, кофе, коньяк, виски, а может быть, ром, чача, текила – у меня в баре есть все!» Она была приветлива и хороша собой. Но Сергей Воронков в тот день был очень занят. Чашку чая он выпил, принял из ее рук двадцать долларов, визитную карточку, обещал позвонить завтра вечером и с видом чародея, жреца, мага и мудрейшего врачевателя современности покинул покой главбуха, проклиная тот день, когда поступил в контору, хотя и не очень проклиная, потому что именно Татьяна Николаевна, начальник отдела рекламы конторы, навела его на прелестную главбухшу, чувственную, по всему видать, азартную стерву. Рвануть бы в ее «вольво» на природу в ее ближайшее Подмосковье, неподалеку от Соколиной горы и… А тут этот долдон Бакулин, блеклоглазая серость. Надоел. Ух, как же он ему надоел.

– Чего ты волну гонишь? Переработал, что ли, за меня? Так я тебе заплачу. Сколько тебе надо? Вот возьми десяточку! – с ехидцей сказал Воронков Бакулину. – А объяснительные доносы ты можешь и сам написать. У тебя это получается лучше.

Бакулин, услышав эти слова, повторил приказ, записал его в «Книгу распоряжений» и уехал в ЧОП.

– Я лично ничего писать не буду! – отрезал Воронков. – Много чести этому долдону-недоумку.

– Честно говоря, подвел ты меня, Сергей. Хоть бы сказал, куда ты и зачем. Что я ему напишу, сам посуди?

Сергей посмотрел на грустного Польского, вспомнил почему-то изящный крестик на пышной груди главбухши и уверенно заявил: