Вячеслав Кабанов - Всё тот же сон

Ах, как хотел бы я узнать, хотя бы и примерно, что говорил я там, на этом жутком пустыре в окружении моих, уже готовых к этому, убийц. И что такое необыкновенное мой новый и суровый друг услышал от меня.

А в сорок шестом, в послевоенном нашем доме шла послевоенная жизнь. Дядя Володя всё не мог от войны оторваться. К нему приезжали товарищи, фронтовики, из разных городов. Их тянуло друг к другу, но более всего к товарищу майору, который был любим особенной любовью, поскольку сам их точно так же и любил. Это были танкисты, механики, ведь дядя Володя был зампотех. Они приходили и хотели более всего выразить любовь свою и уважение к товарищу майору, а товарищ майор, напротив, любил и уважал именно их, а они, почувствовав это, ещё больше его любили.

Пили водку, ничего почти не ели, только в наши кузнецовские тарелки, пренебрегая селёдкой и луком, тыкали папиросы. Они подводили счета, и получалось, что лучше и правильней товарища майора никого на фронте им не встретилось. Это были самые точные, неоспоримые счета — не по медалям и орденам, даже не по ранениям.

Дядю Володю на фронте дважды представляли к Герою Советского Союза. В первый раз представление затерялось. В другой раз Герой ему был присвоен, но ещё не вручён. А у дяди Володи были нехорошие отношения с родным особым отделом. Ему отчего-то не нравилось, что особист полка сразу после боя лично расстреливал одного-двух бойцов за то, что, скажем, на бегу, во время атаки, споткнулся кто-то, а поднялся, как показалось особисту, не сразу. Боец стоял в стороне от блиндажа, который только что взяли, весь горячий и ещё дрожащий от боя, а старший лейтенант государственной безопасности деловито расстёгивал кобуру. Дядя Володя тоже расстёгивал, и особист понимал, что ничто этого майора сейчас не остановит…

Они выясняли отношения один на один за стаканом спирта, и кончилось тем, что дядя Володя свалил особиста прямым ударом в лоб.

Это был трибунал. Но майора не отдали и сошлись на том, что приказ на Героя порвали.

Дядя Володя рассказал мне об этом и закончил так:

— А я не жалею. Не в этом дело. Ребята знают, как я воевал. И всё. А я зато удовольствие получил.

Теперь они пили водку и всё-всё-всё вспоминали, а у товарища майора было уже без счёта операций, но всё же он ещё носил в себе достаточно свинца, и пьянел он быстрее других.

Вот только молодой жене дяди Володи всё это не нравилось. И не столько не нравилось пьянство, но именно то, что дядя Володя не с теми, с кем надо, встречался. Ну, во-первых, он был майор, а приходили сержанты и вообще рядовые… Но главное даже не в этом. Молодая жена как-то вдруг уяснила, что муж её, мой дядя Володя, произошёл, чёрт возьми, из дворян, чего она никак бы не могла предположить до их женитьбы. И молодой жене мучительно хотелось восстановить какое-то подобие среды. Ну, не дворянской же, конечно, но всё же по возможности приличной… И в этом смысле началась у них борьба. И длилась, собственно, всю жизнь. Никто не сдал позиций.

У мамы же моей механиков и санитаров не было. Являлись в очень незначительном числе военные врачи — всё женщины. Правда, мелькнул один полковник, артиллерист. Он был какой-то весь внушительный и крупный — лицом и фигурой. Жил он, кажется, в Киеве. И, бывая в Москве, всегда нас посещал. Мне нравилось с ним разговаривать. Он обо всём расспрашивал и очень внимательно слушал.

Тут случилась денежная реформа, но меня это не сильно занимало. Зато мои товарищи притаскивали в класс рубли и их с удовольствием рвали. Учительница наша, Зинаида Демьяновна, более нас осведомлённая в монетаризме, сказала, что этого делать не надо, поскольку пока ещё можно даже на старый рубль купить сто грамм подушечек. Потом отменили «карточки».

В этом году, кажется, в последний раз, у мамы и дяди Володи еще сохранялся бесплатный проезд с детьми по железной дороге — привилегия боевых орденоносцев. И летом можно было ехать в Геленджик. По каким-то причинам мама уехала раньше, а мы с сестрой моей Ирой отправились после. Вёз нас дядя Володя.

В Сталинграде стоянка была шесть часов. Мы сдали вещи в камеру хранения, искупались в Волге и посмотрели город. Там как раз снимали кинофильм «Сталинградская битва». Снимать было легко. Декораций не требовалось, потому что это был не разрушенный город, как, например, Геленджик, а груда переломанных городских скелетов. Киношникам оставалось только пускать искусственный дым и огонь по обломку кирпичной стены.