Главный редактор сразу понял, что практикой издательского дела я, конечно, не владею, вообще её не знаю, но это его не смущало. Он почувствовал, что я не пропащий. Я приглашался к нему в кабинет, как только кто-то приходил с какой-либо проблемой, слушал, внимал и получал необходимые растолкования и пояснения. И стало мне понятно, что я — вне конкурса и без экзаменов — поступил по случаю в самую высшую школу книгоиздательского дела при очень к тому же приличной не стипендии, а зарплате.
Но мне по разным обстоятельствам необходимо было кинуться в отпуск, я уехал в Геленджик, а когда вернулся и радостно влетел в кабинет своего главного редактора, Аркадий Эммануилович, стараясь удержать на ровной ноте голос, произнёс ужасную фразу:
— А я сегодня работаю последний день. Меня отправляют на пенсию…
* * *
А дело было вот в чём.
В моём уже бывшем теперь Госкомиздате существовал отдел — нет, не отдел, а управление внешних сношений — не главное, но всё же управление. Там был, естественно, начальник и у него два заместителя. Один из заместителей, правда, к делу не относится, но всё-таки о нём скажу. Звали его Иванов, ценим он был как специалист, хотя и алкоголик. Иванов этот частенько забегал в наш отдел общественно-политической литературы и одалживал у нашего сотрудника Евгения Васильевича Кузина три рубля. Со мной знаком он не был, но видел, и лицо моё как-то запомнил. Что позже и подтвердилось довольно забавно.
Хотя был я ещё беспартийным, меня определили пропагандистом главка, я вёл политзанятия, а потом ещё послали меня в вечерний университет марксизма-ленинизма. Там получил я, значит, и университетское образование (диплом — по привычке — с отличием). Во время этого вечернего обучения нам иногда устраивали лекции в Доме журналистов близ Арбата. И вот я как-то прихожу туда на лекцию, а в вестибюле ко мне кидается разгорячённый Иванов и тревожно так, безо всяких приветствий, спрашивает:
— Ну что, удалось?
И я остолбенело на него смотрю.
А это он из пивного бара послал кого-то в магазин за бутылкой и взволнованно ждал его у входа. Увидев же знакомое лицо, он кинулся с животрепещущим вопросом. Но, повторюсь, Иванов здесь к делу не относится.
Ещё одним заместителем был некий Курилко. Мы были с ним полузнакомы, потому что он время от времени заходил в наш секретариат как бы по делу, а на самом деле интересовался одной из секретарш Марата Васильевича. Я часто Курилку там видел, поскольку сам немного интересовался этой секретаршей. Этот заместитель внешних сношений был высок, крепок, улыбчив и всегда элегантен. Был он родом из Донбасса, окончил горный институт, а в Комитет пришёл из ЦК ВЛКСМ.
Потом он куда-то пропал.
Но он не пропал. Он учился в аспирантуре Академии общественных наук при ЦК КПСС, и там защитил диссертацию по теме международного книгообмена. После Академии общественных наук человеку полагалась высокая должность. В управлении кадров стали искать, но ничего не находили. И вдруг нашли. В издательстве «Книга» главному редактору Мильчину как раз перевалило за шестьдесят, ну, вот ему и хватит… Поговорили, объяснили и для пользы дела уволили по собственному желанию в связи с переходом на пенсию по возрасту.
* * *
Новый главный редактор «Книги» произвёл на административные структуры издательства хорошее впечатление молодостью (сорок лет!) и ярко выраженной элегантностью костюма. Потом ещё и кулинарной осведомлённостью. Потому что сразу после его прихода открылась книжная выставка-ярмарка на ВДНХ.
Там, как обычно, при экспозиции каждого издательства устраивался закуточек с холодильником, из которого можно было угостить и угоститься. Когда настало время закусить, мы с Алексеем Филипповичем туда зашли, а дамы как раз начали устраивать бутерброды. Главный редактор на это глянул, батон отобрал и сам стал нарезать тончайшими ломтиками, любезно пояснив, что бутерброды именно такими вот, тончайшими, быть и должны.
— О, вы гурман! — произнесла одна из дам.
Но Алексей Филиппович её поправил:
— Я не гурман. Я — гурмэ! Вы знаете разницу?
Спустя время я об этом эпизоде вспомнил и тогда уже подумал, что, как это ни странно, но, может быть, главная беда Алексея Филипповича как раз в том и заключалась, что слишком много для себя он книжек прочитал…
Гурмэ коньяк предпочитал холодненький , а виски опрокидывал залпом.
А тогда, когда Алексей Филиппович настриг гурмэских бутербродов, в эту закусочную комнатку ввалился изголодавшийся Кравченко. Он сел на освобождённый для него стул, схватил бутерброд и начал его есть, а я не удержался и спросил:
Читать дальше