Матей Вишнек - Господин К. на воле

«Но что?» — спросил себя Козеф Й.

— Мы собрали деньги, — продолжал человек, как будто приводил ключевой аргумент, чтобы убедить его купить лопату.

— Где же другие? — спросил Козеф Й. в замешательстве оттого, что их много.

— А работают, — сказал человек.

«Ага, работают», — отозвалось эхом в мозгу у Козефа Й.

— Ладно, — ответил он на просьбу, прозвучавшую раньше, на просьбу о лопате.

— Вот спасибо, — выпалил человек и стал отсчитывать монеты из кулака.

Козеф Й. купил не только лопату. Через два дня его попросили купить еще и кайло. Потом его попросили купить коробку гвоздей. На протяжении десяти дней он купил: моток веревки, топор без топорища, полотно пилы и разные мелочи, которые не подходили ни для чего иного, кроме как для устроения столярной мастерской.

Поставленный в такое положение, когда он должен был выполнять эти запросы, Козеф Й. натерпелся. Монеты в кармане позвякивали, он не знал, как вести себя с Фабиусом и с Францом Хоссом. Как прикажете купить лопату, чтобы никто этого не заметил? Как пронести ее в фургон, чтобы ни один из охранников не засек его, не учуял ?

Предпринимая эти странные покупки, он опирался все на тот же энтузиазм, который он пробудил в городе. Его присутствие на улицах стало таким важным событием, что Козефу Й. уже мерещилось, будто весь город бросает все дела, лишь бы на минутку увидеть его. Взгляды жителей выражали уже не простую симпатию, а что-то совсем другое, что-то в буквальном смысле слова конспиративное.

— Господин Козеф, — говорили ему старички, — если мы можем помочь… чем-то… — И после чем-то надолго умолкали, заглядывая ему в глаза.

— Господин Козеф, — говорил ему старичок, хромой на одну ногу, — вот он я, тут. Имейте в виду. Вы меня всегда найдете тут.

— И я всегда тут, — подхватывал господин Бруно.

Все взгляды были многозначительны и как бы говорили: мы верим в вас, господин Козеф, только подайте нам знак, и вы увидите.

В тот день, когда Козефу Й. понадобилось купить лопату, у него было впечатление, что все глаза говорят: да, господин Козеф, мы — те, кто может это сделать, одно ваше слово, и мы это сделаем.

— Вы случайно не могли бы купить лопату? — как бы между прочим спросил он старичка, хромого на одну ногу, сидя с ним за столиком в корчме.

— Мог бы! — ответил старичок, хромой на одну ногу, вне себя от счастья.

В тот день, когда ему понадобилось купить кайло, все лица города выражали искательность его просьбы. Казалось, они ничего так не хотели, как купить Козефу Й. кайло. А в последующие дни все горели желанием купить ему веревку, топор, полотно пилы и все прочие столярные разности.

— Большое дело вы своротили, — заметил походя корчмарь без имени.

— Так держать! — подбодрил его первый старичок.

— Как нам повезло с вами, — шепнул ему второй старичок.

— Молодцом! — заключал каждую реплику третий старичок.

Поездки в город оканчивались почти всегда долгими минутами, проводимыми в корчме, минутами, которые растягивались до четверти часа, а через некоторое время и до получаса. Странным было, однако, что никогда к нему не подсаживались больше, чем один или два старичка. Чаще всего они вообще подходили по очереди и очень редко — по двое сразу. А народ на улице, даже если поджидал его кучно, немедленно после приветствия рассеивался в разные стороны.

С охранниками Козеф Й. уладил дело простейшим образом. Фабиусу он сказал: «Вот, купил лопату», — и по дороге держал лопату на коленях. Фабиус не придал никакого значения этому событию. То же и Франц Хосс. «Вот, купил кайло», — объявил ему Козеф Й., и Франц Хосс не придал кайлу никакого значения.

Что больше всего мучило Козефа Й., так это то, что он не знал, как далеко может зайти это молчаливое попустительство со стороны охранников. Охранники, скорее всего, не имели бы ничего против, если бы он заявил, что решил одну ночь переночевать дома. Только он боялся, что такой оборот событий пробудил бы подозрения в городе. Он бы наверняка порастряс свой престиж, узнай народ, что он может позволить себе даже ночевать в городе. Постепенно Козефу Й. стало хотеться, чтобы Фабиус или Франц Хосс при всем народе одергивали его, дабы все видели, что он терпит.

Каждый день, только проснувшись, он бежал в охранников клозет и смотрелся в зеркало. Он никогда теперь не брился начисто, а оставлял на щеках трехдневную щетину, что придавало ему вид слегка усталый и измученный, но в то же время достойный. Когда предстояла поездка за хлебом, он старался ночью поменьше спать, чтобы под глазами были круги, а лицо — помятое. Народ должен был видеть его всегда таким, каким хотел видеть: благородным, героическим и в то же время усталым и изможденным. Он был заключенный- победитель, а таковому негоже являться на люди с двойным подбородком и румянцем на щеках.