Матей Вишнек - Господин К. на воле

Козеф Й. почувствовал некоторое унижение оттого, что Франц Хосс с Фабиусом, по умолчанию, считают его своим.

«А теперь что мне делать?» — снова подумал Козеф Й., совершенно упав духом.

Минут десять он прохаживался из конца в конец коридора. Постепенно его перестало беспокоить, слышны ли его шаги. Он шел нормально, ступая на всю подошву, и даже слушал стук своих башмаков по цементным плитам.

«Интересно, они знают, что это мои шаги?» — думал Козеф Й.

Интересно, заключенные подозревали, что вместо прежних двоих охранников теперь за этажом надзирает кто-то другой, кто-то, кто не так давно сам был арестантом? Козеф Й. принялся считать свои шаги. От одного края коридора до другого он насчитал ровно 123 шага. На уровне 97-го шага находилась камера под номером 50. Каждый раз, проходя мимо нее, Козеф Й. не мог удержаться и приостанавливался.

«Интересно, этот слышит меня?» — спрашивал себя Козеф Й.

«Интересно, он боится меня, когда я останавливаюсь у него под дверью?» — допытывался у себя Козеф Й.

Ему начинала нравиться эта игра в шаги, и через некоторое время он стал стараться, чтобы стук шагов по цементным плитам звучал тверже, сильнее.

«Как они все притихли», — сказал себе Козеф Й.

В какой-то момент он остановился у камеры под номером 50 и простоял неподвижно минут пять.

«Интересно, он знает, что я здесь?» — спросил себя Козеф Й.

Нельзя было не знать этому человеку, что у его камеры, неподвижно и уже не одну минуту, кто-то стоит. Козеф Й. представил себе заключенного, который в страхе съежился на краешке койки и ждет, силясь понять, зачем шаги остановились у его камеры. Именно у его камеры! Интересно, он боялся наружного человека? Боялся, бесспорно. Он боялся его, Козефа Й., как боятся неизвестности, от которой не знаешь, чего ждать. Может быть, душа у него ушла в пятки. Может быть, он спрятал лицо в ладони и ждал чего-то очень плохого. Может быть, загривок дрожал у него от напряжения.

Козеф Й. вдруг рывком поднял ставню на окошечке — посмотреть, так ли обстоят дела.

Козеф Й. не ошибся. Человек внутри сидел, скорчась на краешке койки, слегка наклонясь вперед.

«Вроде его рвет», — промелькнуло в голове у Козефа Й.

Человек был форменным образом перепуган. Он обхватил голову руками и дрожал всем телом. На миг он повернул голову, и их взгляды встретились. Лицо человека было искажено страхом, оно приобрело синеватый оттенок и все его складки чудовищно углубились.

«Это сделал я», — подумал Козеф Й. Он не знал, что тут уместно — гордость или отчаянный стыд за то, что он вызвал, всего лишь игрой в шаги, такой страх на лице человека.

«Я могу это сделать со всеми», — подумал Козеф Й.

Да, он мог останавливаться перед каждой камерой, стоять по минутке-другой, ровно столько, чтобы вогнать в мучительную панику тех, кто сидел внутри. Он мог бы, а те, что внутри, никогда не догадались бы, что это — только игра.

«Так они делали и мне», — думал Козеф Й.

«Так и они играли», — думал Козеф Й.

«Скотство», — заключил он, закрывая ставню и отступая к тому краю коридора, где был лифт, чтобы посмотреть в окно.

Двор по-прежнему был пуст. Тишина все так же плутала над тюрьмой. Франц Хосс с Фабиусом, похоже, не спешили вернуться. Со стороны камер нарастал какой-то гомон, как будто каждый из арестантов бубнил что-то себе под нос, а все голоса сливались в одну звучную стремнину.

«Они проголодались», — сказал себе Козеф Й.

Но он ничего не мог с этим поделать. Практически он был так же беспомощен, как они. Поставленный тут в караул, надзирать за ними, он был такой же узник, как и они. И, само собой, такой же голодный.

«Они хотят есть, а сами бездействуют!» — пронзило мозг Козефа Й.

«А как тут действовать?» — спросил себя он же.

«Поднять шум, стучать, кричать!» — ответил кто-то в нем, да с таким напором, что Козеф Й. невольно вздрогнул и обернулся.

Не хватало только этого — скандала, и чтобы он оказался в нем замешан. Что скажет Франц Хосс, что скажет Фабиус, что скажут все? Ведь они оказали ему такое доверие…

Тревожный гомон за дверьми рос с минуты на минуту. Козефу Й. мерещилось, что он различает мысли запертых там людей, что их мозги испускают нечто вроде гуда электрических проводов или рык почти животного свойства, и чем дальше, тем больше этот рык вгонял его в страх. Камеры распирало от натуги. Скопление тревоги и нервозности перехлестывало в коридор, наводняло все здание. Козеф Й. уже не чувствовал себя здесь в безопасности. Он опасался, что с минуты на минуту двери взорвутся, сорвутся с петель, и голодные люди вывалят наружу.