Александр Минчин - Лита

Она, счастливая, уносится домой собираться — завтра мы уезжаем.

Я звоню ей спросить что-то, но она побежала на почту давать телеграмму. Все делается в последний момент. К вечеру она приезжает с большой красивой сумкой и сразу просит прощения, что на такси.

— Но ведь еще светло, — делает она наивные, невинные глаза.

— Ты туда навсегда переселяешься? — говорю я, не поддаваясь ее чарам.

Она виснет на шее.

— Просто я хочу тебе очень нравиться. И одевать разные наряды. Алешенька, я так рада, что ты в хорошем настроении! Я обещаю тебе его никогда, никогда больше не портить. И быть самой послушной Литой. Ты увидишь, даже если мне придется переломать себя.

— Не надо ломатьсебя, — говорю я.

Она целует своими красивыми губами мои глаза. Задерживая веки в маленьком объятии. Объятии губ.

(Мне так хочется поцеловать ее губы… Но они осквернены.)

Почему они посмели осквернитьее?!.

Я напрягаюсь и вырываюсь из объятий.

— Что случилось, Алешенька? — Она как чуткий барометр.

— Так, вспомнил…

— Пожалуйста, не думай ни о чем. Я все сделаю, чтобы тебе было приятно. Ты достоин в этой жизни лучшего, и я молю Бога, чтобы у меня хватило сил и энергии…

В восемь утра мы уже торчим на автобусной остановке на краю географии, у черта на куличках, и Лита, исчезнув, возникает с купленными билетами.

— Но сидячих уже не было — с грустью говорит она, — придется стоять. А это три часа…

Даже рано утром, когда красивые женщины не ходят по улице, она прекрасно выглядит, лицо ее красиво.

На нас все обращают внимание, не на меня, конечно. Мне не нравится, что она привлекает всяческое внимание. (Потом случаются приключения…)

По Рязанскому шоссе нас трясет так, что кишки подлетают к горлу. Шофер мастерски огибает колдобины, зная их, как свою ванну. С кучей остановок мы приезжаем на полчаса позже.

Нас никто не встречает.

— Видимо, не получили телеграмму, — говорит извиняющимся тоном Лита и начинает спрашивать, где изба Лаковых. Лита носила фамилию мамы. И в паспорте числилась: русская. Так было легче поступить в институт. У папы была сложная фамилия…

Оказывается, мы находились еще не у той деревни, до тойбыло три километра, и какой-то мотоциклист с коляской предлагает нас подвезти.

Видимо, Литины ноги в мини-юбке казались ему райскими кущами, которые он сможет созерцать по пути в Эдем.

Она садится в коляску, изящно сомкнув колени, я сзади — на седле. Но на последнем участке даже лихой конник сдается, и мы идем пешком. Глубокие, перекрученные, переверченные, дикие, замерзшие и грязные хребты с зимы и слившиеся летом во взлеты и падения колдобины не давали возможности не только проехать колесом, но даже пройти по ним ногами. Можно было сломать ногу.

Бедная русская деревня.

Мы шли по вытоптанной тропинке вдоль покосившихся изб, с небольшими наделами и огородами впереди и позади них. Я нес тяжелую Литину сумку, а она порхала вокруг и говорила, чтобы я не волновался. Изба Лаковых была последней в деревне на единственной, главной и второстепенной улице. Лита постучала в дверь сама. Открывшая старушка смотрела на нее, как на второе пришествие Христа русскому народу. Вспоминая, когда было первое. (Его не было!)

— Я — Лита. Вы не помните меня? Дочь Антонины, — и она обняла ошеломленную старушку.

— Литочка, как ты выросла… — начала приходить в себя бедная.

Тогда последовал второй шок.

— А это Алексей. Мой жених.

Старушка, опешив, перекрестилась непроизвольно, вдруг.

— Батюшки Господи, как время летит. Я тебя помню десятилетней девочкой, когда ты с мамой раз приезжала. Заходите, что ж вы в дверях стоите.

В горнице была идеальная чистота.

— Я же никого не ожидала!..

Телеграмма пришла в семь часов вечера, полдня спустя, как приехали мы. Лита стала вручать старушке подарки, пачки, пакеты. То, чего нет в деревне. А в ней нет — ничего.

— А это от нас с Алешей!

После чего старушка поняла, что мы приехали к ней в гости.

Баба Даша была невысокая безвременная старушка, лицо которой избороздили лезвия морщин, вдоль и поперек. Вся доброта народа была написана на этом лице. Она начала суетиться и накрывать на стол.

— Господи, как же ты выросла, Литка, — приговаривала она. — И какой красивой стала! Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить.

Лита чувствовала себя как на троне. И объясняла мне, что значат в деревне: яйца, картошка, огурцы, козье молоко, поставленное на стол. Суп из грибов, жареный пирог с начинкой. И собственная наливка. Что все это добывается (и создается) собственными руками и ничего не покупается.