Александр Минчин: Лита

— Не твоя забота. — Я пошел к двери.

Она неожиданно, броском вскочила и схватила меня за плечи:

— Не надо, ты один. Я боюсь за тебя. Неизвестно, остались ли они в этой квартире, собирались куда-то еще ехать. Утром… я покажу утром. Только не сейчас.

Она потянула опять в комнату. Я знал, что в доме напротив запирающиеся подъезды и сидят консьержки… Я б не прорвался.

Я стоял, не двигаясь, высчитывая.

— Разденься, ляг, ночь уже…

Она даже не спросила, где я был так поздно. То ли не соображала, который час.

Едва я лег, она расстегнула свой лифчик, ее грудь прикоснулась к моей. Она уткнулась мне в плечо и зашептала:

— Алешенька, возьми меня. Перебей, перебей все это…

— Что «перебить», что ты бормочешь?

Неожиданно от прикосновения ее тела я возбудился. Я вообще легковозбудимый.

— Перебей… все, что произошло. Хочу тебя, ну, перебей же!..

Ее дыхание пахло водкой. Я отодвинулся подальше:

— Спи, нам рано утром вставать…

Она замолкла и безропотно заснула. Один раз только пошевелившись.

Моя голова раскалывалась от ее бессвязного рассказа. От дикого сумбура в мозгах и попытки осмыслить и понять. П-о-н-я-т-ь!..

На мгновения я забывался тревожным сном, сомкнув глаза, пытаясь себя успокоить, что это только кража, и больше ничего; хотя понимал… подсознательно, меж извилин, под корой, что что-то более страшное случилось. И уже не остановить, не изменить, не повернуть… Понеслось уже то, что пущено. Но заснуть так и не удалось.

С электрической головой я встал спозаранку и, почистив зубы, умылся. Внутри каталась тошнота предчувствия и шока. Я поднимаю ее, и спросонья она начинает одеваться. Я не смотрю на ее фигуру, голые ноги. Иду на кухню и из-за газовой плиты достаю маленький топор. (Решаю: расколоть дверь и расколоть головы.) Прячу под пиджак. Вхожу в комнату.

— Я точно не помню этаж… — неуверенно говорит она.

— Вспомнишь, когда придем.

— Но ты не будешь ничего такого делать…

Я вывожу ее на улицу, и она щурится от сквозного утреннего света.

Мы пересекаем небольшое пространство между нашими домами. Напротив два дома — сцепка.

— Какой?

Она молча показывает.

Рано утром консьержки нет. Я весь подбираюсь внутри.

— Этаж?

— Третий, — тихо выдыхает она.

Я нажимаю кнопку. Налево, направо разные коридоры, в них по три квартиры.

— Эта, — она показывает необитую темную дверь.

Левая рука поднимается и, сжавшись в кулак, стучит. Потом еще, колотит, бьет. Мертвая тишина, никто не отзывается, ни одного звука.

— Где они?!

— Не знаю…

— Я отвезу тебя в милицию. И пока их не арестуют, чтобы ты оттуда не уходила. Тебе ясно?!

У меня дрожит все в кишках. Я готов был разрубить их топором. Что-то звериное внутри подсказывало, что это только начало, а я хотел конца. Боже, как я хотел конца. Чтобы это не тянулось. А прервалось, выяснилось. Объяснилось.

Я привожу ее к дверям 76-го отделения милиции.

— Мне, к сожалению, нужно на военную кафедру. Позвони мне ровно в шесть.

— Алешенька, прости меня. Я так виновата…

— В чем? Тебя же обокрали…

— Во всем… Я все сделаю, только ты не переживай. Почему ты, такой незапачканный, должен быть замешан в этом…

Я ничего не понимаю, что она бормочет.

— Пока их не арестуют, ты никуда не уходи.

— Да, мой милый, да, мой хороший.

Целый день я учусь на военной кафедре, ничего не понимая и не соображая, что происходит вокруг. Я как невменяемый. Я ждал только одного: конца занятий и ее звонка.

Доехав с тремя пересадками домой, я сел у телефона. И замер. В висках стучало, в голове долбило. В шесть раздался звонок: она боялась быть не пунктуальной.

— Алеша, здравствуй.

— Где ты?

— Я — дома.

— Что случилось в милиции?

— Все нормально. Их арестовали.

Я глубоко вздохнул, значит, это просто кража. Хотя почему, что, чего и вообще значит, было непонятно. Я просто хотел в это верить.

— Сумку мою нашли, а цепочки нигде нет. Они сказали, что я была в гостях и сумку забыла, а цепочку где-то потеряла. Но я сказала, что они ее сняли, когда…

Она запнулась.

— Как они могли ее снять, я не понимаю?

— Здесь мама… я не могу сейчас говорить.

— Сколько человек арестовали?

— Двух парней, которые…

— Но их же было пять?

— Одна девица беременна, другие заявили, что ни при чем. Да и сумку не отдавали парни…

— Что дальше?

— Завтра в четыре первый допрос. Я буду давать показания как пострадавшая. У меня к тебе просьба: ты не мог бы встретиться со мной в отделении милиции часов в шесть? Я почему-то боюсь… Какая-то очная ставка.