Александр Минчин - Лита

С девушками у него бывали проблемы (и серьезные). Он пытался их дрессировать и воспитывать. Но не все девушки хотели дрессироваться или воспитываться. Индивидуум или особь вообще невозможно изменить после пяти лет от роду. И не надо пытаться, наживешь себе врага. Все в индивидууме уже оформлено, а главное — характер и менталитет. А как можно изменить характер?!

— Максим, здравствуй. — Я вошел в его кабинет с кушеткой для больных.

— Алешик-святошик, я рад тебя видеть.

Когда он был в хорошем настроении, он всегда меня так называл. Мы поцеловались в щеки. Знал ли, что целую щеку Каина.

— Как твои пациенты? — сказал я.

— Спроси что-нибудь полегче. Видеть их не могу, только что с вызова приехал. Как воскресенье, они, вместо того чтобы воскрешаться, трезвонят в «Скорую помощь». Косточку проглотила, «я не умру?» Да вы…шь ты ее с первого раза. Для этого я должен ехать на конец географии? Но я робко надеюсь, ты приехал не о больных говорить.

— Если я могу тебе помочь…

— Не можешь. Рассказывай, почему ты такой грустный?

И неожиданно я начинаю говорить. Все накопленное выходит, как гной из разорванной раны. Он слушает, не веря.

— Ты абсолютно уверен, что ее насиловали, когда за дверью сидели их собственные девки?

Я киваю.

— Девочка, с которой ты раз приходил, у нее была легкая простуда?

Я киваю.

— Как ее зовут, необычное имя?

— Лита.

— У нее тонкая талия и классная фигура?

У меня покатилась слеза. И с щеки упала на часы. Я отвернулся.

Он вознегодовал:

— Я бы им острый кинжал вонзил в анус по рукоятку. Чтобы никому уже не могли причинить боли своими короткими отростками.

— Это не все. Они ее заразили гонореей.

— Да что ты?! Где она лечится?

— В диспансере, на Красной Пресне.

— А у тебя все нормально?

— Я к ней не прикасался после этого. Хотя она просила — перебить. Ужас…

— Алешик, почему тебе это?

— Наверно, заслужил…

— Глупости не говори. Этих подонков можно найти, чтобы с ними разобраться?

— Они сидят — в предварительном заключении. Тот, кто насиловал, знал, что он заражен.

— Скотина! За это же срок дают.

— Надо еще доказать, что насиловали. А не сама согласилась.

— Как это, с двумя, первыми встречными — молодая девушка?

— Наша система правосудия.

— Их надо четвертовать, как скотов, вот это правосудие. А что следователь говорит, он их посадит?

— Что изнасилование без свидетелей, синяков, царапин, следов трудно доказать в суде.

— А если ей пригрозили, что покалечат и она боялась?

— Я не знаю. Я не судья.

— А если не докажут?

— Я их сам порублю, топором.

— И сядешь в тюрьму. Хороший выход, и папе будет приятно.

— Папа здесь ни при чем.

— Надо, чтобы это сделал другой. А у тебя было алиби.

Я вздрогнул: я был готов убить этих… чудовищ. Я никого в жизни никогда не хотел убить.

Я знал, что отомщу. Любой ценой, даже ценой своей странной жизни.

Мы попрощались, его «вызывали», он сказал, чтобы я звонил, и вышел на улицу.

С вершины проспекта Вернадского передо мной, внизу, лежала Москва: Лужники, река, мост, Садовое кольцо. Когда-то я мечтал ее покорить. Стать кем-то, теперь я не желал ничего, кроме мести, и лишь исчезнуть с лица земли, от стыда и позора.

Я был бессилен и беспомощен. Большому миру было наплевать на меня. Мой маленький мирок сузился в ад большого размера.

Я не мог так больше существовать. Надо было что-то делать. Я не мог находиться дома.

Иларион был музыкантом и играл в джаз-оркестре в разных ресторанах. Хотя встретил я его совершенно в другом месте, о которых не принято говорить, что вы там бывали. Мы помогли друг другу выбраться оттуда. Выкрутились и дружили уже два года, хотя виделись редко.

— Иларион, мне нужна квартира.

— На ловца и зверь бежит. Любовь, что ли?

— Нет, сессия. Дома шумно.

— Не рассказывай мне сказки, какой ты студент. Мама уезжает на лето в Прибалтику и хотела, чтобы кто-то глядел за квартирой. А я не знал, кого найти. Сам буду на гастролях.

— Ты серьезно говоришь или шутишь?

— Она уезжает в субботу, ключи я тебе могу отдать во второй половине дня. У нее квартира на Архитектора Власова, двухкомнатная, но маленькая. Предупреждаю, зная твои замашки к роскоши. — Он засмеялся.

— Какая разница, лишь бы отдельная. И тишина.

— Надеюсь, ты там не будешь бардаков устраивать?

— Буду, но только тихие бардаки.

— Такого я еще не слышал. Запиши себе очко. Запиши и адрес. Значит, в субботу ровно в четыре я встречаю тебя в квартире.