Мишель Фейбер - Близнецы Фаренгейт

В конце концов, жена повернулась к нему спиной.

— Засыпаю, — пролепетала она. — Спокойной ночи, Энди.

— Спокойной ночи.

Примерно в 2.45 — по незнакомому будильнику, стоявшему с его стороны кровати, Эндрю встал, влез в халат и в ночные туфли. Осторожно, чтобы не споткнуться о какой-нибудь незнакомый хлам, он прошел по беспросветному коридору в гостиную, попытался различить хоть что-нибудь за газовыми занавесками. В нем нарастало ощущение, что хорошо бы оказаться снаружи.

Он вышел на веранду, оставив дверь за собой не запертой. В доме не было ничего, о чем он пожалел бы, достанься оно грабителю.

Ночь оказалась исчерна-синей, душной, с полной луной. Воздух насыщало статическое электричество, иголочками исколовшее ему шею — сверху вниз. Мир был тих, как срубленный лес. Он ощущал себя малой пичугой, бездумно перепрыгивающей в темноте с пенька на пенек.

Оттолкнувшись рукой от почтового ящика, словно пожелав себе удачи, Эндрю пошел по улице. Окрестности выглядели во мраке совсем не такими знакомыми, как ему показалось по первости. И он уже не знал, сумеет ли найти дорогу назад.

Вид из окна Жанетт был, если правду сказать, дерьмовый.

За окном лежал Южный Расборо. Северного, Западного или Восточного Расборо, насколько знала Жанетт, в природе не существовало. Может, когда-то они и были, но если так, их, надо полагать, снесли, с карт стерли и заменили чем-то получше.

Дом Жанетт стоял прямо напротив магазинчика, и тут была сторона хорошая и сторона плохая. Речь не о магазинчике, у него сторон имелось четыре и все плохие — бетонные, разрисованные местной шпаной. А вот жить рядом с магазинчиком, это было как раз хорошо. Жанетт могла послать туда Тима за пакетом молока или мороженной картошки и присматривать в окно, чтобы на него не напали. Плохо же было то, что магазинчик притягивал к себе, точно магнит, самое мерзкое хулиганье.

— Смотри, мам: полиция! — почти каждый вечер сообщал Тим, указывая в окно на проблесковые синие лампы и озлобленную толчею по другую сторону улицы.

— Доедай ужин, — обычно отвечала она, однако Тим все равно вглядывался в большой прямоугольник грязного стекла. Собственно говоря, ничем другим он обычно и не занимался. Занавески на окне никогда не задергивались, потому что, едва лишь они закрывали вид, каким бы гнусным тот ни был, и ты немедленно замечала, что гостиная твоя смахивает на тесную обувную коробку. Лучше уж в окошко смотреть, решала Жанетт, пусть из него только и видно что наркоманов да алкашей, переругивающихся со стражами порядка.

— А зачем полиция, мам? — спросил ее как-то Тим.

— Она следит, чтобы нам было хорошо и спокойно, — машинально ответила Жанетт. Однако, когда наступали сумерки, они утрачивала веру в парней в синих мундирах, равно как и в ретивых приставал, которые лезли к ней с планами объединения соседей в дружины общественного порядка. Планы эти были всего-навсего поводом для утренних кофепитий, на которых люди, такие же бессильные, как Жанетт, сначала жаловались на соседские безобразия, а потом переругивались насчет того, чья нынче очередь платить за печенья.

Позитивное действие, так они это называли. Жанетт предпочитала покупать лотерейные билетики — те, по крайней мере могли, если повезет, вытащить ее из Южного Расборо.

Кто досаждал ей пуще всего, так это оконные компании. По меньшей мере раз в неделю Жанетт звонили то из одной, то из другой, рассказывая, что у них как раз сейчас имеется специальное предложение и они могут прислать сотрудника, который растолкует ей все совершенно бесплатно. «Не знаю, — ответила она в первый раз. — А вы не могли бы сказать, во что обойдется замена стекла, если какой-нибудь мальчишка разобьет его камнем?». Выяснилось, однако, что такими делами оконные компании не занимаются. Вот оборудовать весь дом небьющимися окнами да еще и двойными, это пожалуйста, однако тут потребуются приличные деньги. А у Жанетт приличных денег не водилось. Но звонить из оконных компаний ей все равно не переставали.

— Слушайте, я вам уже говорила, — резко отвечала она. — Мне это не интересно.

— Не страшно, не страшно, — заверяли ее. — Больше мы вас не потревожим.

А неделю спустя звонил кто-то другой и спрашивал, как она насчет окон — не передумала?

И вот как-то раз ее удостоили личного посещения — явилась дама, с прической из дорогой парикмахерской, одетая, как политическая деятельница или девица, рассказывающая по телевизору о погоде. Она стояла у двери Жанетт, сжимая в руках кожаную папку и какую-то штуковину, похожую на пульт управления видиком. За спиной дамы торчал у бордюра зеленый фургончик с крепким, обритым наголо водителем. На боку фургончика красовалась надпись «НОВЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ» и красивая картинка: окно, глядящее на лес и горы.