Виктор Левашов - Третья половина жизни

– Это возможно, – согласился Шубин.

– И вы так легко об этом говорите?

– А что я могу сделать? Я знаю пределы своей компетенции.

– Я вам скажу что. Вы можете выступить на суде свидетелем и рассказать о Хазанове. Рассказать, что он честный человек, одержимый своей идеей. Что он настоящий геолог и печётся об интересах государства, как он их понимает. Понимает неправильно, но это не преступление. Выступите?

– Ох, Валерий Николаевич, вы втягиваете меня в опасное дело. Ладно, выступлю. А знаете почему? Я не хочу выглядеть беспринципным конформистом в книге, которую вы когда-нибудь напишете. Напишете?

– Возможно, – кивнул Леонтьев. – Первый раз я что-то имею от своих занятий литературой. Ещё вопрос, Владимир Васильевич. Что будет с Имангдой?

– Ничего. Она будет ждать своего часа. Знаете, что сказано в «Инструкции по проведению геологоразведочных работ»? «Все результаты изысканий подлежат долгосрочному хранению…»

– «Чтобы в будущем иметь возможность оценить накопленный материал с точки зрения новых теоретических представлений», – закончил Леонтьев цитату. – Спасибо. Я очень надеюсь, что вы не передумаете.

Одно дело было сделано. Важное, но очень небольшое, чтобы на этом успокоиться. Из экспедиции Леонтьев заехал в горисполком к Венгерову, который хорошо знал всё начальство в Норильске и мог что-нибудь посоветовать. Но он наотрез отказался говорить о предстоящем суде над «чёрными адвокатами».

– Решение принято. Суд состоится, приговор будет таким, какой нужен. Разве что дадут не пять лет, а года три.

– Обвинение выдвинуто против четырёх человек, – напомнил Леонтьев. – С тремя из них Хазанов не имеет ничего общего. Он всего лишь требовал возобновить бурение на Имангде. Сегодня я говорил с начальником экспедиции Шубиным. Он подтвердил, что Хазанов скорее всего прав в своих оценках перспективности Имангды. Он даже согласился выступить свидетелем защиты на суде.

– Не обсуждается, – отрезал Венгеров. – Прав он или неправ – это уже не имеет значения. Ему не повезло, он попал под раздачу. Я уже говорил, что не всегда знаю, что нужно делать, зато всегда знаю, чего делать нельзя. Мой вам совет, Валерий: не лезьте в это дело. Помочь не поможете, а неприятностей на свою шею получите. И давайте закончим этот разговор.

– Как скажете, – не стал спорить Леонтьев. – Но неужели вас не волнует, что в Норильске пройдёт политический процесс? Первый за много десятилетий. Политический процесс в городе, где ещё помнят о сотнях тысяч зэков. Не волнует?

Хмурость на тяжелом красном лице Венгерова сменилась задумчивостью.

– Неплохо, – наконец, оценил он. – Вы попали в больную точку. Вы знакомы с прокурором Ганшиным?

– Нет. Знаю следователя Егорова.

– Скажите в прокуратуре то, что сказали мне. Что это первый политический процесс в Норильске. Вряд ли прокурор захочет быть обвинителем на таком процессе. Вернее, знаю, что не захочет. Весь вопрос – насколько не захочет.

– Прокурор может что-то сделать?

– Может. Только он и может. Если не побоится рискнуть карьерой.

С Егоровым Леонтьев встретился не сразу, отвлекли дела на студии.

Как во всяком творческом коллективе, на норильской студии работали самые разные люди. Из тридцати редакторов и режиссёров только несколько человек были со специальным образованием, остальные пришли кто откуда – из газет, из театра, даже из самодеятельности. Вместе с дикторами, операторами, ассистентами и осветителями каждый день они вещали по несколько часов, более или менее удачно подражая передачам Центрального телевидения, идущим по «Орбите». Телевидение в те годы работало в жёстких цензурных рамках и было довольно унылым. Популярностью пользовались только футбол, хоккей и фигурное катание. Леонтьев к спорту был равнодушен, но во время работы у геологов смотрел трансляции, чтобы было о чём поговорить на перекурах.

Центральное телевидение разнообразило свои программы телеспектаклями с известными актерами, на норильской студии таких возможностей не было, давали в эфир что могли. Это всех устраивало, кроме нескольких человек, в силу образования и способностей лучше других понимавших возможности телевидения. Их было шесть человек. Когда им удавалось поработать вместе, получались передачи, привлекавшие внимание всего Норильска. Но это случалось редко, все работали в разных редакциях. Как-то сама собой появилась мысль, что очень неплохо было бы объединиться. После нескольких бурных обсуждений в однокомнатной квартире Леонтьева родилась идея экспериментального творческого объединения. Лиза участия в обсуждениях не принимала, молча слушала, варила кофе и открывала бутылки болгарской «Гымзы» в камышовой оплетке.