Виктор Левашов - Третья половина жизни

– Иными словами, – начал Воронцов.

– Да. Нужно постановление правительства о форсировании Норильска. Без этого будем топтаться на месте.

– Там, в Москве, вам приходилось готовить такие постановления, – напомнил Васин. – Что для вас было решающим?

– Дело. В нашем случае – штейн. Только не из опытной, а из промышленной установки. Чтобы я мог сказать членам правительства: товарищи из Норильска не только просят и обещают, а уже добились конкретных успехов. Из этого будем исходить. Тебе, Александр Емельянович: бросить все силы на строительство ватержакета. Вы, Васин, занимайтесь коксом. Без хорошего кокса штейна мы не получим. А вам, Шаройко, задание прежнее – проект. Прошу всех помнить – у нас очень мало времени. Спасибо, свободны.

Шаройко и Васин вышли в приёмную, Воронцов задержался в кабинете. Одновременно в приёмную конвойный ввёл Сахновского.

– Хочешь что-то добавить? – спросил Завенягин.

– Да, хочу. Меня беспокоит руда. Мы берём только богатую руду, остальное идёт в отвал. Это браконьерство, Авраамий Павлович. Так нам руды надолго не хватит.

– На сколько хватит?

– Лет на пятнадцать – двадцать.

– Браконьерство, – повторил Завенягин. – А всё, что мы делаем – не браконьерство? Тысячи людей кладём в вечную мерзлоту – не браконьерство? Я мог бы сказать, что мы живы, пока мы нужны. И это правда. Но скажу другое. И это тоже правда. Нам пришлось жить в жестокое время. Не знаю, каким его назовут в будущем. Но одно знаю твёрдо: если мы не сделаем того, что выпало на нашу долю, никакого будущего не будет.

– Привели Сахновского, – доложил Саша, заглянув в кабинет.

– Пусть ждёт. Вот так обстоят дела, Александр Емельянович. Через двадцать лет другие люди будут решать свои проблемы. А мы будем заниматься своим делом.

– Это какой Сахновский? – спросил Воронцов. – Испанец, танкист?

– Ты его знаешь?

– Слышал. Характер – кремень. И с большим влиянием на людей… Ты идёшь домой? Подождать?

– Не стоит. Мне нужно… побыть одному.

Воронцов ушёл. Завенягин вышел в приёмную.

– Заключенный по вашему приказанию доставлен, – доложил конвойный.

– Зэка Сахновский, статья пятьдесят восьмая, все пункты, двадцать пять лет.

– Проходите, – предложил Завенягин. – Садитесь.

– Я уже больше года сижу.

– Вы сегодня бросили мне обвинение, тяжелее которого быть не может…

– И вас это расстроило? – удивился Сахновский. – Полно, гражданин начальник! Есть простой способ с этим покончить. Примените ко мне высшую меру социальной защиты, и больше ничего такого никто вам не скажет. И даже думать не будут. Но в этом я не уверен.

– Есть и другой способ… – Завенягин подошёл к сейфу, достал из него папку и положил на стол. – Читайте, не спешите, я подожду.

– «Совершенно секретно», – прочитал Сахновский. – Что это такое?

– Материалы, которые я не могу показать даже своим ближайшим сотрудникам.

– И вдруг решили – мне? Видно, здорово вас зацепило! Даже не предполагал, что вы такой чувствительный человек!

– Читайте, – повторил Завенягин. – Потом поговорим. Может быть, к тому времени у вас пропадёт охота шутить.

Сахновский пробежал взглядом одну страницу, вторую, третью.

– Этого не может быть! Вот это сообщение из Мюнхена, это фальшивка! Это фашистская провокация!

– Нет, это не фальшивка.

– Непостижимо! Не могу в это поверить! – бормотал Сахновский, напряженно вчитываясь в документы.

– Вы человек военный и без особого труда можете предсказать следующий шаг.

– Они захватят Чехословакию!

– Да, – подтвердил Завенягин.

В кабинет ворвался Саша.

– Авраамий Павлович, по радио только что передали…

– Что?

– Представляете, они захватили Чехословакию!

– Да что ты говоришь? И кто бы мог подумать!

– Но ничего! Ничего! Пролетариат Чехословакии сбросит фашистов! Вся прогрессивная общественность на их стороне! Вы согласны?

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответил Завенягин. – Идите работайте.

– Это значит – будет война, – заключил Сахновский.

– Мы только не знает когда.

– С ними. Мы не готовы к этой войне! Я знаю что говорю! Их самолёты быстрее наших. Их пушки насквозь пробивают нашу броню. Под Гвадалахарой нас разгромили, потому что они сразу вывели из строя все наши танки! Я говорил об этом, я писал! Самому Сталину! Меня не хотели слушать!

– Да, будет война, – сказал Завенягин. – С самой мощной страной Европы. И за каждый год, за каждый месяц промедления сегодня завтра мы будем платить самую страшную цену. Будем платить не потом, а кровью. Вот это я и хотел вам сказать.