Виктор Левашов - Третья половина жизни

Она ушла, а я остался осваиваться с новым своим состоянием. Выходит, я могу перемещаться в пространстве всего лишь движением мысли? Как чайка по имени Джонатан Левингстон из загадочной повести Ричарда Баха? А во времени? Нужно проверить. В какую точку из прошлого я хотел бы попасть? В какое-нибудь хорошее для меня время, не лезть же в плохое с безденежьем или похмельем. Придумал, хоть и не сразу. И тотчас в нём оказался.

Ангрен, шахтерский городок под Ташкентом. Мне двадцать два года, работаю литсотрудником газеты «Ангренская правда». Взяли с испытательным сроком, дали комнатенку в бараке на улице Аэродромной. Не знаю, почему она так называлась, никаких аэродромов там вообще не было, а жили шахтеры. Всю ночь строчу материалы в номер, на рассвете выхожу на крыльцо покурить. Ранняя весна. Городок с его шахтами и угольными разрезами лежит внизу в легкой зеленой дымке. За улицей Аэродромной начинается плоскогорье, за ним горы. На самой высокой под рассветным солнцем ослепительно сверкает снег. В горы уходит дорога. Где-то там, за перевалом, лежит Ферганская долина. Райское, говорят, место. Я думаю, что хорошо бы перейти перевал и оказаться там, в раю. Вообще-то мне и здесь неплохо, но почему не помечтать? Когда ты молод, когда весна, когда все дороги для тебя открыты. Это и есть счастье.

А перевал я однажды перешел. Переехал на редакционном мотоцикле «Иж-56». И очутился не в Ферганской долине, а в Центральной Фергане с её раскаленными солончаковыми степями и шарами перекати-поле. Мечтать-то, оказывается, нужно уметь!

Стоп, сказал я себе, вынырнув из далекого прошлого. Занимаюсь не тем. Кто знает, когда меня вызовут? Может, через час. Или даже через минуту. Коль уж выпала уникальная возможность владеть временем и пространством, нелепо тратить её на ерунду. А что нужно? Попрощаться с друзьями, поквитаться с врагами, попросить прощения у близких людей, кому причинил зло. А если останется время, можно потратить его на что-нибудь приятное, необязательное. Необязательное почему-то всегда приятно, а приятное необязательно.

Друзья. Их у меня осталось немного, всего четверо. При этом один, норильский поэт Эдик Нонин умер больше двадцати лет назад, но вспоминаю я его чаще других. Как только беру в руки орфографический словарь Ожегова, так и вспоминаю. Этот словарь я когда-то одолжил у него и зажилил. Вспоминаю его и когда попадаю в Сети на порносайты. Жалко, что не дожил Эдя до Интернета, очень он эти дела любил. А когда часто вспоминаешь человека, это всё равно, что он для тебя живой, разве нет?

Трое еще здравствуют. Один, правда, не очень. Судья из Норильска Слава Ханжин. Пятьдесят лет назад после института он приехал туда, да так вмерз в вечную мерзлоту. Дочь и внуки у него в Самаре, каждое лето он прилетает к ним и по пути заезжает ко мне. Чего только не было с ним за десятилетия судейства! Я однажды сказал: «Слава, пиши мемуары, тебе есть о чём рассказать». Он тяжело вздохнул: «Пробовал. Трудно. Приходится возвращаться в прошлое, от этого не хочется жить». Года два назад у него обнаружился рак. Ну, думаю, всё. Да нет, выкарабкался. И снова улетел в Норильск, преподает в лицее. Но появиться у него в нынешнем моем состоянии было бы не очень милосердно. Лишний раз напомнить о бренности нашей жизни – зачем? Нет, не стоит.

Остаются двое. Один живет в Израиле, недалеко от Иерусалима, другой в Москве на Алтуфьевском шоссе. Видимся мы примерно раз в год. У меня иногда появляется ощущение, что то ли Москва стала дальше, то ли Иерусалим ближе. Он покупает в дьюти фри аэропорта «Бен Гурион» литровую бутыль «Хеннесси», и мы оприходуем её в душевной беседе. Наутро, правда, совершенно не помним, о чём разговаривали, но общение было очень доверительное, это помним. С московским моим другом та же история, только пьем не «Хеннесси», а армянский «Ной», который не переводится в нашем сельпо.

И пока я решаю, кому первому нанести визит, вдруг вспоминаю, что коньяки-то на меня уже не действуют. Это что же получится? Они будут ловить кайф, а я сиди с постной рожей? Трезвая рожа всегда постная. И о чём говорить? О литературе? Было бы о чём говорить! О бытовых мелочах? Тратить на это хоть кусочек еще отпущенного мне времени? А оно того стоит? Нет, не получается с друзьями. Лучше уж пусть они выпьют за меня на поминках, а потом будут иногда вспоминать меня, натыкаясь на мои книжки с автографами и не зная, что с ними делать. И хранить ни к чему, и выбросить как-то неловко.