Виктор Левашов - Третья половина жизни

Что, собственно, значит «гуляй где хочешь»? Как я могу гулять в одном костюме на улице, где уже подмораживает и метет снежок? Без документов, без денег? И ни у кого не спросишь. В зале было человек десять. Одни торжественные, при полном параде, готовые хоть сейчас лечь в гроб, другие смутные, в окружении родных со скорбными лицами. Что им до меня, до моих вопросов? Долбанная страна, угораздило меня родиться в ней с умом и талантом, даже помереть не дадут нормально!

Я сел в кресло в углу зала и стал думать, как провести время. Времени у меня было много, примерно вечность. Или ещё не совсем вечность? «Гуляй где хочешь». А где я хочу? Вот, пожалуй, где: в нижнем буфете Центрального дома литераторов. Дубовый зал ЦДЛ с рестораном и верхнее «пестрое» кафе давно уже кто-то откупил для ВИПов, писателей туда пускали неохотно, да они и сами не шли. Чашка эспрессо стоила там пять евро, а двойной коньяк (84 грамма, кто не знает) – 30 евро. Кому же это по карману? Писателям оставили нижнее кафе, там всё было почти по-старому, не даром, конечно, но достаточно демократично.

Там можно спокойно посидеть, выпить, потрепаться со знакомыми. Только вот как туда добраться?

И не успел я об этом подумать, как обнаружил себя за столиком в нижнем кафе ЦДЛ, передо мной фужер с коньяком «Московский», пачка сигарет, а рядом сидит старинный приятель Женя Богданов и рассказывает о романе про Николая Второго, который он писал уже лет двадцать. Жена работала, а он вдохновенно ваял нетленку. И все двадцать лет я о нём слышал. Я бы и сегодня послушал, но тратить на это даже толику вечности показалось нерациональным. Поэтому я спросил:

– Когда закончишь?

– Скоро. Года через два.

– Не спеши, – посоветовал я. – Получай удовольствие от процесса, а не от результата.

– Это почему?

– Потому что, поставив слово «Конец», ты обнаружишь, что твой роман никому не нужен. Его не будут даже читать. Такие нынче порядки в издательском мире.

– Ты мне просто завидуешь!

– Я уже никому не завидую.

– Какой-то ты странный сегодня. Будто не совсем живой.

Я поправил:

– Совсем неживой. Но еще и не мертвый. Как и ты. Только ты об этом еще не знаешь. Это правда, не обижайся.

Но он все же обиделся и пересел за другой стол. Я выпил свои сто пятьдесят «Московского», закурил и почувствовал, что со мной что-то не то. Сигарета безвкусная, будто куришь в темноте, а коньяк как вода. Что за чертовщина? Взял у буфетчицы еще сто граммов. Тот же эффект, вода и вода. Ни в одном глазу. Это что, так теперь полагается? Я уже смирился с тем, что со временем уходит многое, что веселило сердце и грело душу: поэзия, музыка, женщины, природа. Но чтобы потерял свою животворящую силу коньяк? А что же останется от всех мужских удовольствий? Удовольствие бриться? И на хрена мне такая жизнь?

Ко мне подсаживались знакомые, говорили о литературе, а я смотрел на них дурным глазом и мучительно соображал. Это что же происходит? В этом кафе я оказался, пальцем не шевельнув. Буфетчица наливает мне коньяк и не требует денег. Туфли не жмут. Не значит ли это, что я приобрел какие-то новые качества, какими раньше не обладал? Нужно проверить. Как? Очень просто. Я сказал себе: «Хочу оказаться дома». И оказался дома.

Да, оказался дома – в своем кабинете в мансарде, с паутиной в углах, в кресле с продранными подлокотниками, в котором просидел последние лет тридцать, за письменным столом с обшарпанной столешницей, перед монитором, на котором застыло начало романа. Его я уже не напишу, поздно.

Пришла с работы Наташа. Слегка удивилась:

– Ты вернулся?

– Да, отпустили. Не заготовили гробов.

– Нужно было сделать заказ заранее.

– В следующий раз сделаю. Только следующего раза не будет.

Она взяла со стола телефонный «звонарик», распухший от сотен фамилий, большинство из которых мне уже ничего не говорили. Объяснила:

– Позвоню. Чтобы случайно не сказали тебе, что ты умер.

– Не стоит. Для них я давно умер. А они для меня. Посиди со мной. Помнишь, что я сказал тебе, когда предложил выйти за меня замуж?

– Ты много чего говорил.

– Это от волнения. Вот главное. Я сказал: пусть тебя не смущает разница в возрасте. Ты не видела меня молодым, немного потеряла, не на что там было смотреть, а я не увижу тебя старой.

– Помню.

– Это не всё. Есть продолжение, это я уже позже понял. Я не увижу тебя старой, но ты можешь увидеть меня выжившим из ума маразматиком, который ходит под себя. Этого не будет. Тебе повезло. Мне тоже повезло.