Поначалу я пытался втолковать женщинам, что не в моих силах что-либо изменить, что для меня тоже установлены правила и я должен с ними считаться. Но потом я от этого отказался и только протягивал им квитанцию, повторяя:
— Подписывайте, мне некогда! Кроме вас, тут еще другие, с ними я тоже должен рассчитаться. А не хотите, не надо! Мне все равно.
Это помогало. Бедные женщины, конечно, понимали, что несколько франков все-таки лучше, чем ничего. Получив деньги, они обычно садились у стола в глубине конторы, чтобы немного поплакать, и только потом отправлялись домой.
Мне часто бывало их жаль, ведь им в самом деле платили мало. Но я хотел блюсти интересы хозяина фабрики не хуже, а лучше своего предшественника. Поэтому каждую пятницу все стулья вокруг стола бывали заняты, и, пока я за окошком делал подсчеты, через перегородку до меня непрерывно доносились плач и всхлипывания работниц. Но я скоро привык и так же перестал замечать хныканье, как гул вязальных машин, долетавший из подвального этажа. А если случалось, что за столом некоторое время никого не было, меня это даже тревожило, и я спрашивал себя, уж не ошибся ли я в подсчетах.
Господин Блейбтрей был доволен моей работой и не раз мне это высказывал. Что ж, он мог быть доволен! Разница в весе до пяти процентов допускалась и не подлежала вычету. Строгими мерами мне удалось снизить эту потерю до одного процента. Но и она полностью покрывалась, так как я очень точно учитывал нехватку шерсти.
Я со своей стороны тоже был вполне удовлетворен. В конце концов, это что-нибудь да значило, если мне, совсем молодому человеку, доверяли рассчитываться более чем с пятьюдесятью надомницами! Когда мне случалось услышать, как одна из них говорила другой: «Этот еще хуже прежнего», я гордился таким отзывом не меньше, чем похвалой начальника.
Порой мне нравилось изображать великодушие. Тогда я говорил примерно так: «Не хватает шерсти на два франка. Если хотите, я вычту их на следующей неделе». Такая снисходительность со стороны моего предшественника никого не удивила бы. Меня же работницы каждый раз благодарили, прежде чем дрожащей рукой взять деньги.
Это было для меня отличное, беззаботное время, особенно с тех пор, как я переехал от брата. Его квартира была очень далеко от места моей службы, и я снял комнату близ фабрики. По вечерам я часто отправлялся в город. В рекрутской школе лицо мое — вероятно, благодаря перемене питания — постепенно очистилось от дурацкой сыпи, и теперь ничто не мешало мне общаться с девушками. Я ухаживал вовсю и, умножая свой опыт, часто менял подруг. Когда знакомые говорили: «Тебя каждую неделю видишь с другой!» — я со смехом отрицал: «Да нет же, неправда!» Но в душе я был очень доволен собой.
Строя планы на будущее, я предполагал года два спокойно проработать у Блейбтрея и лишь потом начать что-нибудь на свой страх и риск. Все же, хотя я и получал хорошую для своих лет плату, я уже давно понял, что, оставаясь служащим, никогда не смогу зарабатывать столько, чтобы построить себе и матери дом. Железная воля всегда помогала мне осуществлять мои замыслы, и при моей бережливости я надеялся добиться своего приблизительно за десять лет.
Я снова начал чаще навещать мать. По-настоящему дома я чувствовал себя только в ее прокопченной кухне, где любил сидеть на скамье за столом, наблюдая, как она готовит. Кроме того, я всегда был так полон грез о будущем, что нуждался в человеке, с которым мог бы откровенно делиться ими. Мать терпеливо слушала, всегда поддакивала и была счастлива, видя меня подле себя.
Больше всего мне нравилось рисовать ей будущий дом и описывать его планировку.
— Ты будешь жить вот здесь, во втором этаже. А здесь мы разобьем сад, и ты сможешь выращивать цветы, какие пожелаешь.
Едва ли мать верила в осуществление фантазий сына. Но она иногда помогала мне строить новые планы — отчасти, чтобы порадовать меня, а отчасти, быть может, и для того, чтобы на несколько мгновений уйти от собственных гнетущих забот. Тогда она мечтала вслух о том, как обставит свою комнату. В саду она будет сажать совсем немного цветов, но прежде всего овощи, чтобы нам не нужно было покупать зелень при нынешних высоких ценах.
— Что ты, мама, у нас хватит денег! — смеялся я. — Вот здесь построим маленькую беседку и в хорошую погоду будем в ней пить чай.
— Да, — отвечала мать, — это будет хорошо, и ты, наверно, этого добьешься. А вот даст ли бог мне дожить?
В том-то и дело, что все вышло по-иному. В тихое спокойствие того времени вдруг ворвалась мировая война, и не успели люди протереть себе глаза, как они уже начали взаимное истребление на полях Фландрии и Герцеговины. Женщины выстраивались в очереди перед лавками и закупали жиры, сахар и кофе. «Кто знает, — говорили они, — может быть, война затянется до зимы!»
Читать дальше