Отто Штайгер - Отражение бутылки в зеркале

Быть может, ничего такого и не случилось бы, не окажись бутылка в столовой перед зеркалом в золоченой оправе. Но она, как нарочно, оказалась там после свадебного пиршества, простояв долгую ночь напролет в изрядном одиночестве. И когда после мучительных часов ожидания серый рассвет заглянул наконец в окна и молодожены, вопреки всем предсказаниям, забылись коротким сном, бутылка увидела в зеркале с золоченой оправой, какой она стала теперь — пустой, выпитой до дна, никому не нужной, даже без легкой иллюзии величия, какую обыкновенно придает пустота. Рядом с ней лежала пробка, а кругом в беспорядке валялись остатки вчерашнего пира. Бросив последний взгляд в зеркало, бутылка сказала: «Я чувствую себя такой опустошенной. Такой бесполезной и пустой. Пойдем, подружка пробка, положим конец нашим страданиям!»

Пробка была существом преданным и немым, как рыба. Услышав призыв бутылки, она, ни секунды не колеблясь, вскочила, подпрыгнула, сжалась как могла и втиснулась в горлышко, которое не один год служило ей надежным и спокойным убежищем. И бутылка вышла из комнаты. Она даже не оглянулась в дверях, так мерзко было у нее на душе. Все эти грязные ножи, вилки, рюмки и тарелки остались в комнате, а она спустилась по лестнице и вышла на улицу, освещенную неярким утренним солнцем. Миновав остановку такси, она пересекла Триумфальную площадь, поднялась по аллее Маршала и пошла вверх по Римской улице. Прохожие уступали ей дорогу, а кое-кто даже останавливался и смотрел ей вслед. Но это ее не трогало, так как оборачивались, как правило, люди, привыкшие рано вставать. Ученик пекаря, спешивший куда-то с теплыми булочками, так резко затормозил, что шины его велосипеда взвизгнули, и крикнул: «Вот это да!»

Ученики пекаря и им подобные никогда не интересовали бутылку; но тяжесть судьбы и торжественность момента настроили ее благодушно. Все же она ничего не сказала мальчику, а только повернулась к нему этикеткой — «Шамбертен 1945 года» — и пошла дальше. Подойдя к мосту, она без колебаний вскочила на железные перила и бросилась вместе с пробкой вниз, в темный поток.

Она не утонула. Вопреки мрачным ожиданиям волны не поглотили ее. Это было странно, и ей потребовалось время, чтобы свыкнуться со своим новым положением. Обсуждать случившееся с подружкой не имело смысла — пробка хотя и была существом преданным, но, к сожалению, не имела высшего образования. И, плывя ранним утром по течению, бутылка подумала: «Я не тону! Я не тону, потому что пуста!»

Смелость этой мысли поразила ее. Она забыла даже, отчего бросилась в воду. Когда вскоре отделилась этикетка, она почти не обратила на это внимания, так как чувствовала, что с ней происходит нечто неслыханное, вечность подхватила ее, и ей оставалось только облечь в слова, выразить то величие, покорным инструментом которого она себя ощущала. Лучшей участи не выпадало на долю человека, не говоря уже о бутылке. Ей понадобилось много времени, но она не отступала, и на третью ночь, когда впереди показалось море с танцующей на волнах луной, пришла удачная формулировка: «Без пустоты нет высоты!»

Она плавала в море больше четырех месяцев, потом ее выбросило на далекий берег. Внешне это была та же бутылка, но внутренне — боже мой, какое величие, какое чувство собственного достоинства! Опираясь на пробку, она прошествовала по песчаному пляжу, не раздумывая направилась прямо к белокаменному городу и вошла в винный погреб сенатора-радикала.

Вот это был фурор! Другие бутылки знать ее не хотели, а шампанское демонстративно повернулось к ней спиной. Вечно сварливые деревенские вина завопили: «Убирайся к чертям, пустышка!»

Но она не дала себя запугать. Тем более теперь, когда была уверена в высоком назначении своей пустоты. Усталым, ласковым голосом мудреца она ответила: «Мое вино духовного свойства».

Ничего больше не сказав, она улеглась рядом с тяжелыми бутылками бургундского, которые почтительно подвинулись, уступая ей место. За весь день никто не проронил ни слова. Только когда наступила ночь, любимец сенатора «Поммар» робко осведомился, удобно ли ей лежать. Она только улыбнулась в ответ, и все бутылки, видевшие это, улыбнулись тоже.

Она и по сей день лежит там, окруженная почетом и вниманием. Говорит она мало, охотно слушает других и время от времени улыбается про себя. Но в глубине души ждет, что найдется человек, который вытащит ее на свет божий и напишет о ней диссертацию.