Обер-лейтенант еще раза два безуспешно повторил свой вопрос. Потом приказал нам взять рюкзаки и построиться в две шеренги. И тут начался ад! «Лечь! Встать! Бегом! Равнение! На колено! Лечь! Встать! Лечь! Встать!» И так добрых полчаса. Пот струился по нашим лицам, одежда липла к телу. Несколько человек споткнулись и, упав, больше не поднялись. Мы разодрали себе руки, у многих из носа и рта текла кровь, так как они при команде «бегом» натыкались на ранцы бежавших впереди.
Через полчаса обер-лейтенант снова приказал нам построиться.
«Неужели и сейчас еще никто не знает, кто курил?»
Все молчали, и слышно было только тяжелое дыхание рекрутов да чья-то брань сквозь зубы.
«Тогда продолжим!» — любезным тоном сообщил обер-лейтенант.
Наш взводный подошел и тихо заговорил с ним.
«Нет, господин лейтенант, — воскликнул командир, — я буду продолжать хоть до утра. Остаток пути люди проделают бегом».
Тогда я вполголоса, но так, что мои соседи расслышали, прошептал:
«Я скажу, что это я!»
Никто не отозвался, но я почувствовал, что товарищи взглядами благодарят меня.
Когда я дошел в рассказе до этого места, мать на мгновение оставила работу, повернулась ко мне и сказала:
— Да, ты такой! Всегда за других, всегда за других! Вот ты какой у меня!
Я с удовольствием выслушал эту похвалу и не возражал. Всякая мать видит в своих детях только хорошее. Так и должно быть. Но я, собственно, вовсе не собирался жертвовать собой ради товарищей. Я все основательно взвесил и нашел, что этот поступок принесет мне только выгоду. Прежде всего я приобрету уважение товарищей. Они ведь знали, что я не курил. Когда я потом попаду к полковнику, наверно, я сумею намекнуть, что взял на себя чужую вину. К тому времени рассеется кошмар этой ночи, и при свете дня офицеры будут судить о деле спокойнее. Тогда я, конечно, и не подозревал, что мой поступок принесет мне значительную выгоду.
— Продолжай, — сказала мать и снова взялась за работу.
— Итак, я вышел и сказал:
«Господин обер-лейтенант, это я курил!»
«Как? — удивился он. — Это вы курили? Н-да!»
«Да это неправда! — воскликнул вдруг один из моих товарищей. — Он вовсе не курил!»
Обер-лейтенант, казалось, ничего не слышал.
«О дальнейшем вы узнаете», — сказал он и велел мне вернуться в строй.
Потом мы двинулись в путь и форсированным маршем как раз вовремя достигли реки и моста. В дороге ко мне подошел командир нашего взвода.
«Ты в самом деле курил?» — озабоченно спросил он.
«Нет, я не курил, — ответил я. — Но я не хотел, чтобы страдала вся рота из-за того, что провинившийся не признается».
«Ах вот как!» — сказал наш командир и ничего не добавил.
На другой день по окончании маневров мне приказали явиться к полковнику. Он принял меня довольно любезно, и я догадался, что он уже все знает.
«Итак, это вы! — приветствовал он меня своим скрипучим голосом. — Ну, живо, как было дело?»
Только я начал рассказывать, как он перебил меня:
«Я хочу знать, курили вы или нет».
И тогда я рассказал правду. Он меня не прерывал. А когда я кончил, он сказал:
«Вот это я называю поступить, как подобает солдату! Молодец! А теперь, раз вы знаете, кто курил, выкладывайте — кто?»
Я медлил. Он понял мои колебания и продолжал:
«Чувство товарищества надо чтить. Но прежде всего солдат обязан повиноваться командирам и ничего от них не скрывать. Итак, еще раз: кто курил?»
Я назвал имена. Он отпустил меня, и на том все кончилось. Правда, те двое получили по пяти суток ареста, но никто и не подумал, что их выдал я. Напротив, каждый считал, что я хотел пожертвовать собой. Две недели спустя полковник опять вызвал меня к себе. Он прочел в моей анкете, что после рекрутской школы я буду искать работу. Так вот, у его брата большая трикотажная фабрика и он ищет молодого, честного, а главное — надежного человека. Полковник подумал обо мне и рекомендовал меня. Должность ответственная, и он уверен, что я его не подведу.
Вскоре я получил однодневный отпуск, чтобы представиться фабриканту. Он тоже сказал, что должность трудная и ответственная.
«Если вы умны, то всегда будете держать мою сторону и не дадите другим влиять на себя. У нас среди персонала много красных, поэтому мне нужен человек надежный, на кого я мог бы положиться. Если вы меня не разочаруете, вам тоже не придется жаловаться на меня».
Я кончил рассказ. Мать налила мне кофе, надела на кофейник ватную грелку, потом, сложив руки, пробормотала краткую молитву. Затем она сказала:
Читать дальше