Исторический архив города Киева,
Киевский университет им. Тараса Шевченко,
а также в Саратовский областной исторический архив.
В первые три архива я отправил письма на русском и английском языках, со вступительными протокольными извинениями, суть которых заключалась в том, что, не владея в совершенстве украинским языком, принужден обращаться к украинским архивистам на официальных языках Организации Объединенных Наций, и надеюсь, мой шаг не будет истолкован недружественно. Ответить прошу на любом из вышеназванных языков. В том смысле, что если вам не к лицу общаться на русском, ласково просимо — на английском, please!
Запросы я снабдил подробными сведениями об Александре Николаевиче Бузни, включая номер полученного им в Киевском Императорском университете Св. Владимира диплома кандидата естественных наук. Я просил архивистов побачить, так сказать, что пишут в личном деле студента Бузни о его участии в революционных волнениях. И заодно пошукать: где родился хлопец, да кто были его батя с матушкой.
Письмо в Саратов отправил, естественно, на русском.
Саратовцы ответили быстро и совершенно бесплатно: «…в картотеке Саратовского жандармского управления и в фондах гражданского суда сведений о Бузни Александре Николаевиче не имеется. Директор А. В. Воронежцев».
И куда, спрашивается, делись документы? Готовили человека в вологодскую ссылку, шили дело, канифолили нитки, потом простили, отправили к семье в Тамбов — и концов не найти. А я, может, как гражданин своей страны и прямой потомок желаю знать, что замышлял мой дед и какие шпильки пытался вставлять тогдашнему Саратовскому губернатору Столыпину, мир его праху!
Остается только удивляться, как слабо велся учет правонарушений по Саратовской губернии! И подозревать: уже в те времена российские силовики занижали статистику. Н-да…
Вслед за этим пришло письмо из архива Киевского университета. Из двух предложенных мною к общению языков универсанты прагматично выбрали русский, освободив и себя, и меня от ненужного заглядывания в английские словари:
«Уважаемый Дмитрий Николаевич!
Сообщаю Вам, что в фонде Киевского университета хранятся документы только послевоенного периода. По Вашему вопросу следует обращаться в Исторический архив г. Киева по адресу…
С уважением,
заведующий архивом Университета —
Потапенко Н. М.»
Милый господин Потапенко, я вам сердечно благодарен за простоту, лаконизм и точность ответа! Судя по тексту, ваша пишущая машинка с русским шрифтом старенькая, но берегите ее, как зеницу ока, как дружбу между нашими народами, — мне кажется, она еще не раз пригодится вам.
Я часто вспоминал ваш простенький ответ, ибо то, во что вылилась моя переписка с двумя украинскими Державными архивами, короткой строкой не опишешь. Иногда мне казалось, что там сидят инопланетяне, решившие поиздеваться надо мною за мои же деньги. Спас счастливый случай. Возможно, мы еще дойдем до этой гоголевской темы.
Итак, предков — в международный розыск!
Сканирую старые пожелтелые фотографии, убираю на экране трещинки, осветляю темные пятна, ретуширую выцветшие места и получаю нечто вроде плаката: «Внимание, розыск!»
Бородатый дедушка-революционер смотрит с экрана монитора тревожно и чуть растерянно — он не ожидал, что неведомый ему внук — младший сын Кольки Каралиса, за которого он не очень-то хотел отдавать старшую дочку Шурочку, поместит его в рамку фантастического волшебного фонаря и будет чистить сюртук электронной метелочкой.
— А ты думал, я тебя не найду? — ласково говорю я деду. — Нашел. И еще многое про тебя найду, это только начало…
Второй дедушка, чью фамилию я ношу, — шестнадцатилетний юноша со спокойным волевым лицом, оставивший на обороте фотографии каллиграфическую надпись для «Горячо-любимой бабушки», лег на грунт, как подводная лодка, и не подает никаких сигналов.
Примечательно, что в год фотографирования — приблизительно 1900-й — у моего будущего дедушки была бабушка, к которой и обращена надпись на обороте. И стало быть, приходится она мне прапрабабушкой, родившейся, судя по всем нормам, году эдак в 1825-м! И жила она, очевидно, в Петербурге, коль фотография оказалась в нашей же семье. Не факт, что она родилась именно в Петербурге — под грохот пушек и ружейной пальбы на Исаакиевской площади. Не факт. Она могла приехать в столицу, родившись и в другом месте. Но факт, что кто-то из моих предков по отцовской линии еще два века назад топтал питерские мостовые.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу