На скрипучей катальной горке сквера мы морозными вечерами поджидали нашу первую учительницу Ольгу Константиновну, которую в третьем классе считали американской шпионкой — за рифленые отпечатки туфлей: именно такие отпечатки принадлежали ботинкам стиляг и вражеских агентов в журнале «Крокодил». Прячась за углами домов и забегая в парадные, мы тайно провожали молодую красивую учительницу до ее дома и в двадцать глаз следили: не передаст ли ей шифровку холеный дядька в длинном пальто с накладными карманами и в черной фетровой шляпе…
С этой хорошо раскатанной горки мы с пацанами ходили испытывать храбрость в подвалы уже разрушенной Греческой церкви, попугивая друг друга рассказами о найденных там мумиях, черепах и скелетах. Церковь сломали как-то быстро, и на ее месте, за дощатым забором на какое-то время установилась тишина — говорили, что там ведутся раскопки. Большой концертный зал «Октябрьский» встал на месте церкви, когда мы уже заканчивали восьмилетку и разбредались по соседним десятилеткам. И в этом же сквере (стоило только ангелу отвернуться или отлететь по своим ангельским делам) я впервые в жизни сунул в рот пахучую сигарету «Новость» из зеленой хрустящей целлофаном пачки и задымил…
Так вот. Сестра, когда я рассказал ей про вторую, снесенную за четыре года до ее рождения церковь, слегка замешкалась. Ну, это и не беда: столько лет прошло, и не сразу вспомнишь, как сказал отец, ведя тебя за руку по Дегтярной улице. То ли он сказал: «Здесь когда-то стояла церковь, где венчались дедушка с бабушкой», то ли: «Вот церковь, где они венчались». В любом случае, мы пока фанерой пролетали над местом венчания предков, потому что годы венчания были заданы вроде бы логично: с пятилетней сдвижкой в обе стороны от даты рождения отца — 1904 г. А почему бы нам не поискать место венчания в Колпине? Если дед в начале девятисотых — колпинский мещанин.
Впрочем, теперь свидетельство о венчании дедушки и бабушки Каралисов меня интересовало лишь как возможный элемент доказательной базы: случись, например, подтверждать право на золотые россыпи в американских банках или недвижимость в Греции.
Ничего принципиально нового венчальные документы мне не скажут. Уже сказано достаточно: православные, мещане, живут в пригороде Петербурга. Национальность, правда, не указана, но в Российской империи, это был вопрос личный, а не анкетный. В анкете писалось лишь вероисповедание. И литовец мог быть православным, и грек, и еврей…
Кое-что прояснилось, да. Но так и не удалось установить — в каком статусе мой дед Павел, колпинский мещанин, проживал в 1917 году в красивом доме на Невском проспекте? В статусе извозчика, сапожника, портного, частного архитектора, человека без определенных занятий (прости, дедушка!)?
И как прикажете его искать, не зная рода занятий?
И куда он потом делся из этого дома, в полуподвальном этаже которого я с родителями иногда ковырял ложечкой мороженое в мельхиоровых вазочках и пил шипучую газировку, что томилась в стеклянных сифонах, оплетенных металлическими лентами? Отец водил меня в «Улыбку», хотя были мороженицы и поближе. И возникает вопрос: знал ли он этот адрес как элемент биографии своего родителя? Или мы просто шли прогуляться на Невский и заходили в первую мороженицу со стороны Московского вокзала?
Я щурился, пытался всмотреться в прошлое, увидеть лицо своего отца, когда он в строгом железнодорожном кителе подцепляет из вазочки мороженое, пьет, чокнувшись с мамой, из высокого узкого бокала шампанское, — не мелькнет ли в его глазах особая грусть воспоминания от близкого соседства с квартирой, в которой он мог жить мальчишкой, но выглядеть сквозь годы удавалось немногое: пузырьки в сифоне, плоская кожаная сумочка матери на столе, из которой пахнет духами «Красная Москва», собственные мысли о том, что неплохо бы обзавестись фотоаппаратом «Смена-2», гэдээровским костюмом, рублем и кутнуть в этой «Улыбке» мороженым и газировкой с Иркой Епифановой, чей велосипед я каждый день затаскиваю после гуляния к дверям ее квартиры на шестом этаже…
…Опытный Владимир Вячеславович из каталожного отдела, к которому я прихожу за советом, щурится сквозь окно на Медный всадник и поднимает вверх палец. Он из староверов, не курит, не пьет, бывший технарь, свое родословное древо составил несколько лет назад и теперь делится практикой родоведения с неофитами.
— Можно попробовать найти паспорт дома, который составлялся, если дом закладывали в банке. При этом составлялся реестр доходности по всем квартирам. Там указывался род занятий жильцов и квартирная плата. Эти данные ищите в городском архиве. В нашем нет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу