— Планируем все… На пользу науки, на пользу отчета.
Наступала тишина, потом следовала речь Вершинина-старшего:
— Критикуем? Да? Легко и просто — нашуметь. А что предлагаем? Позитивно? Завтра к обеду совершить великое научное открытие? Не возражаю! Согласен! Санкционирую! Излагайте свой план! Слушаю вас, дорогой Михаил Михайлович!
Но слушать — никого не слушал, а продолжал и дальше говорить.
Память у него была необычайная, эрудиция — с первого до последнего слова. Он доказывал, что география нынче находится в таком состоянии, когда идет интенсивное накопление фактов, ведутся наблюдения над природой по самым различным и обширным программам, и важнейшая задача сегодня — честно и терпеливо трудиться, эти программы выполнять, не рассчитывая на лавры. И тогда, может быть, уже завтра количество фактов перейдет в качество, будут совершены величайшие открытия и обобщения.
Кажется, он был во всем прав, старший Вершинин, по всем почему-то было скучно его слушать, а больше всего скучал Андрей.
Рязанцев — тот на планерках никогда не спорил, от него можно было ждать возражений разве только на другой день… Слушал Вершинина внимательно, не пропускал ни слова, а в то же время был занят и какими-то своими мыслями.
Кто и как ведет себя на планерках, Рите было безразлично, но она всякий раз спрашивала себя: когда Андрей молчит, молчит, и ничего больше, что он — подчеркивает свое пренебрежение к отцу? Или переживает чувство своего превосходства над всеми? Над всеми сразу?
Она волновалась, она всегда волновалась, угадывая в ком-нибудь себя, но иногда волновалась и сердилась оттого, что ничего не могла угадать в Андрее. Однажды заметила, что Андрей делает какие-то записи на планерке, подумала — он чертиков рисует, или карикатуры, или стихи пишет, а когда заглянула — оказалось, в блокноте у него набросок маршрута на завтра.
— Ты что же это, Челкаш, не поспоришь с отцом или с Михмихом? Ты же специалист? — спросила Рита.
Вершинин-младший пожал плечами:
— Знаешь, как говорил Наполеон?
— Мало ли как говорил Наполеон!
— Во главе армии лучше один дурной, чем два умных. А ведь батя — он же не дурной?
Он защищал своего отца?!
Вершинин-старший Рите нравился. Рита не без иронии к нему относилась — все равно он ей нравился. Но то, что сын его защищает, ей претило. Она хотела бы видеть Вершининых в столкновении: надеялась, что когда-нибудь в споре с отцом Андрей окажется и побежденным и глупым. Вот бы она торжествовала! Еще лучше, если бы она сама сумела это сделать — когда-нибудь поставить Андрея в ужасно глупое положение! Чтобы он растерянно заморгал глазками, чтобы некрасивое лицо его потеряло то уверенное выражение, за которым некрасивость скрывалась!
Она ждала такого случая, сгорала от нетерпения.
И вот на очередной планерке Вершинин-старший вдруг заявил, что он наметил пешие маршруты.
Лопарев и Реутский должны подняться к ледникам. Рязанцев с Кореньковой — перевалить через хребет и двигаться по южному его склону, Вершинин-младший и Плонская — по северному.
В программу маршрутов включены были работы по таксации, и Вершинин-старший спросил по этому поводу у Лопарева, доволен ли он, удовлетворено ли его производственное самолюбие?
Лопарев сдвинул картуз на затылок и сказал:
— А то нет! Доволен! По крайней мере, дело нужное, завтра же может пользу принести!
Рязанцев наклонился к Вершинину-старшему и о чем-то спросил его тихо, но тот не преминул объявить вопрос во всеуслышание:
— Николай Иванович спрашивает: «А удобно ли идти девушкам?» Отвечаю: удобно. Неудобства чаще всего возникают для них в городских парках и скверах, в тайге же я за двадцать семь лет ни о каких неудобствах не слышал. Послать девиц вдвоем нельзя, а с мужчинами — в самый раз!
Андрюша пожал плечами.
— Нельзя ли мне идти с Кореньковой?
— Это почему? — спросил Вершинин-старший.
— Она таежница!
— Так вот и учи Риту! Уму-разуму, вершининской сноровке!
Кажется, это был тот самый случай, которого Рита так долго и с таким нетерпением ждала. Кажется!
И она засмеялась:
— Уж я, Челкаш, заставлю тебя учить меня! Ты со мной понянчишься! Я костер разжигать не умею, ни о какой таксации знать ничего не знаю и на второй же день обязательно сотру себе ножку — будешь водить меня по тайге под ручку! Понял? А я буду висеть у тебя на шее! Тоже понял?!
Вершинин-младший наконец-то в самом деле рассердился, покраснел, а она громко засмеялась. Хотела показать, что нисколько не испугалась его, сердитого, что ей приятно оттого, что он сердится. Онежке показать: вот как она будет обращаться в тайге с ее любимым косоглазым Андрюшкой! Назло пойдет с ним в маршрут, назло заставит его за собой ухаживать!
Читать дальше