Юлий Крелин: Заявление

— И они мне так все время дают понять. Но что я тут могу сделать?

— Вы! Ничего. Вы свое уже сделали.

— И что же будет дальше? Как мне жить?

— Ха-ха! Как жить, с кем жить — основные вопросы человечества.

— …

— Алло?

— Да. Я слушаю.

— Короче. Я кое-что еще выясню, кое с кем поговорю и все вам скажу при встрече. Идет?

— Спасибо, Сергей Мартынович.

— Пока. До встречи.

Галя положила трубку и повернулась к сыну, который за это время успел погрузиться в книгу.

— Андрюша, я тебя прошу, начни мыть посуду сам, а мне необходимо сейчас позвонить. Хорошо?

— Ладно, мам. Сейчас.

— Андрюшенька, не сейчас, а иди. Уже поздно. Спать скоро, а у меня обязательный срочный разговор. Иди, малыш, иди.

Андрей с явным сожалением отложил книгу и медленно пошел из комнаты. То ли посуду мыть не хотел, то ли жалко расставаться с книгой…

Галина Васильевна стала набирать номер.

— Алло. Тит?

— Я.

— Добрый вечер. Знаешь, сейчас звонил твой Сергей.

— Тебе?! Что случилось?

— По поводу моих дел. Нового ничего не сказал, Я все, что он сообщил, и сама знаю. Сказал, что еще куда-то будет звонить и при встрече сообщит.

— А-а-а. Ну, ну.

— Тит, не надо. Я серьезно спрашиваю, как быть?

— Позвонит — подумаем. Сходи выясни.

— Тит!

— Что Тит?! Что я могу тебе сказать, что посоветовать? Вопрос важный, жизненный, все наши силы и время уходят на него. Он по времени занимает больше места, чем даже сын твой. Что же я могу сказать?!

— Тит!

— Опять «Тит». Ну что? Ведь действительно, посмотрим. Раньше времени не поднимай волны. Не горячись и не гордись. Пока не велика заслуга.

— Тит.

— Интересно, сколько интонаций можно менять на одном этом слоге? Смысловых интонаций?

— Ты что делаешь, Тит?

— Сижу. Работаю.

— Ну, до завтра, Тит. Целую.

— Что? Не слышно.

— Це-лу-ю. Я говорю тихо. Андрюшка в кухне.

— И этому удивляюсь. Смелости удивляюсь. Ну, счастливо. До завтра.

Галя постояла около телефона, почему-то продолжая смотреть на аппарат… Постояла, постояла… и пошла мыть посуду.

Дорогой дядя Петя!

Привет тебе от меня и от Кати. Спасибо за хлопоты. Нас время от времени все спрашивают, успокоиться не дают. Я уже, дядя, писал, что не надо больше. Терзают нас. Я хоть на работе забываюсь, а Катя совсем плоха. Хоть бы кончили они все быстрей. Скоро приеду к вам. До встречи.

Павел.

«Терзают. А что я теперь могу сделать? Я и остановить ничего не могу. Да и не хочу! Остановил бы. Я хотел дом укрепить, семью, а они все пишут, пишут. Я и ходил, хотел сказать, бог с ними. А получилось наоборот. Масла в огонь подлил. Ни меня нельзя остановить, ни эту машину правосудия. Пошел к Сергею посоветоваться, а он смеется. Что я ему теперь. Шуточки! Человек, говорит, работавший и переставший работать — опасен. А что он хотел сказать. Ему шутки. Кончилось бы все к Пашкиному приезду. Как бы кончилось, так бы и кончилось. Хоть какой конец. А ведь если суд, так их еще и на суд будут вызывать, может? А Пашка мне одна опора осталась на земле. Надо Катьке, может, написать, успокоить. Да как ее, корову, успокоишь. Она, что ли, думает. Ревет, и все тут. Пойду чайку поставлю. Пашка приедет, мы с ним выпьем, поговорим, найдем язык. А Катька… Пойду чайку попью все ж…»

— Мать, сделай чайку. Чайку хочется.

— Алло! Оля, ты?..

…………………………………………………………………………..

— Я сегодня не успею в магазин. Купи сама. Ладно?..

…………………………………………………………………………..

— У меня дела большие, сложные… Все эти…

…………………………………………………………………………..

— Не успею. Пока, Оленька.

В кабинете у Степана Андреевича сидели его заместитель по лечебной части, секретарь партбюро и председатель месткома. Они уже решили сегодня много проблем, но напоследок оставили самую неприятную: какие профилактические меры принять по поводу все еще тянущегося следствия. Мер, соответственно, никаких принять не могли. Да и что они могут?! Их уровень власти не в состоянии тягаться с законом. Руководство больницы! Как идет, так и идет, но нехорошо получится, если дело передадут в суд, будет уже не следственное — судебное разбирательство, а в больнице до сей поры не проведено никаких организационных мероприятий. Врача предадут суду, а ему ни выговора не вынесли, ни в должности не понизили — как будто ничего не произошло. Это как-то неудобно, неприлично. Можно было бы, например, отстранить от операций, отстранить от ответственных дежурств, отстранить временно от заведования отделением, выговоры дать. Но сегодня еще неизвестно, кого признают виноватым. Их же трое: Зоя Александровна, Галина Васильевна, Вадим Сергеевич. Всех от чего-то отстранять нельзя — нелепо, да и кому работать. Если отстранить от заведования, понизить в должности Зою Александровну, то, во-первых, назначить временно на заведование можно либо Галину Васильевну, либо Вадима Сергеевича — остальные слишком молоды. Нельзя. Понизить в должности Галину Васильевну или Вадима Сергеевича нельзя — они ординаторы отделения, ниже ничего нет. Перевести в фельдшеры — лишить диплома, что ли? Можно только по суду. У лечебных врачей в больницах только две должности и есть: заведующий да ординатор. Остальные административные.