Галя говорила лишние слова. Подольше говорить. Побольше говорить. Растворить его предложение в словах, в ничего не значащих словах. Говорить, говорить. Слова, слова. Ей что-то хотелось самой, но она понимала, ничего нет, все равно ничего нет. Не надо… Не надо… Надо не так. А что не так? Она подумала об Андрее — он-то, наверное, дома. Да и Володя тоже. Посмотреть Марину… тоже надо. Так ли уж надо? На самом деле, сегодня с ней ничего экстренного быть не может.
— Да что вы, Галина Васильевна! Пустое говорите. Конечно, подожду. И речи быть не может. Сколько надо — столько и буду ждать.
Он тоже произносил лишние слова, это от смущения. Он-то в отличие от нее уже решился и в отличие от нее уже смущался. Она ж еще в смятении — смущение ее впереди.
Спасительная ситуация с тяжелыми больными. И для врача и для всех окружающих, для всех участвующих в жизни, окрест их. Каждый должен только знать, как это использовать — умело и достойно. Не слишком, в меру и всегда лишь по делу, для дела. Удобно всем — и Галине Васильевне, и титсеменычам, и владимпалычам, и всем, которые уже попадали в подобный нехитрый переплёт, которые сейчас барахтаются в этой полынье, которых омут этот где-то подстерегает на пути. Главное, обращаться с этой ситуацией корректно, без излишеств — иначе ждет тяжёлое похмелье, отмщенье и самое тяжелое — расплачиваться придется не собой, а больными, практически посторонними страдальцами, несчастьем которых судьба, рок будут казнить докторов, не по мерке взваливших на себя нутром не освоенную, головой и сердцем не осознанную тяжесть и ответственность. Доктору надо быть осторожнее — судьба наказывает его несчастьем больных.
В больнице Галина Васильевна, не заходя к дежурным, сразу же поспешила к Марине. Конечно, как и должно, еще никаких экстраординарных изменений не произошло. Потом в ординаторскую. Дежурные были на операции.
Галина Васильевна позвонила домой — оба уже пришли. Сказала, что находится в больнице и скоро будет.
Теперь, разумеется, ни о каком вечернем чаепитии не могло быть и речи.
Тит отвез ее домой, испросив разрешение на следующий звонок. Она разрешение дала. Он поблагодарил… Они раскланялись… и расстались.
Эта излишняя прощальная куртуазность напоминала птичьи танцы в брачную пору.
Дорогая Танечка!
У меня такие бурные события, что не знаю, как и с чего, начать. Время есть подумать, так как я сейчас одна — мужчины уехали на каникулы в Терскол, кататься на лыжах. Это их обоюдная давняя мечта. Уже несколько лет они готовились — обсуждали, обговаривали, копили деньги, экипировку. Горнолыжное оснащение, оказывается, весьма непростая проблема, как по деньгам, так и по трудности добывания. Андрюшка с годами все больше сближается с отцом. Наверное, так и должно быть у мальчишек. Похоже, я ему сейчас совсем не нужна. Не знаю, нужна ли я Володьке? Целыми днями они где-то оба пропадают. У одного школа, кружки, спортивные секции, Дом пионеров, друзья — возраст гонит его уже из дома. Володя тоже все время на работе, совещаниях, каких-то семинарах, занятиях, защитах да банкетах. У них свои мужские дела, а мне отдали все женское — дом и официальное милосердие в больнице. Хорошо, когда официальное, а когда действительно оно необходимо как воздух, вот тогда оно и отнимает все душевные силы, как раз в то время, в тех ситуациях, где они позарез нужны себе, для личной своей бабьей жизни, чтоб разобраться в себе, раскопать себя, пока не превратилась в бомбу, готовую разорваться и неизвестно от чего.
Впрочем, известно.
Я тебе, по-моему, уже писала про девочку, которая лежала у меня в палате и у которой был гнойник в животе. Я ее сначала выписала и вроде бы все было хорошо, но потом выяснилось, что она температуру сбивала сама, скрывала ее от нас, по каким-то своим девичьим соображениям. И вскоре ее привезли к нам снова с высокой температурой и с болями. Оказался еще один гнойник между печенью и диафрагмой. Мы снова ее оперировали. Опять улучшение, но на этот раз мы ей уже не доверяли и следили за ней как сыщики. Хотя напрасно — она уже ничего от нас не скрывала. И через несколько дней — вновь температура и новый гнойник. Вскрыли и его, но это уже был сепсис, общее заражение крови. Она получила массивную терапию. Мы давали ей все, что только можно было достать во всех высококвалифицированных институтах и привилегированных больницах, все новое, что только появилось сейчас в медицине: новейшие антибиотики, специально приготовленные препараты по нашему заказу привозили для нее с Центральной станции, разные биологические препараты, переливали теплую, свежую кровь и от доноров и от своих сотрудников и ее товарищей, витамины каких-то последних конструкций, приглашали разных профессоров отовсюду, а те, в свою очередь, предлагали все новые и новые лекарства; но у нее продолжали образовываться гнойники — метастазы септического процесса. И представь, девочка субъективно чувствовала себя хорошо, несмотря на неоднократные операции, вскрытия вновь образующихся очагов и интенсивное лечение, — когда только от капельниц можно совершенно очуметь.
Читать дальше