Анна Шилай - Дар Солнца

"— Так ты и правда солнечная…" — всплыло в моей памяти. Глупо, конечно, надеяться, что, если он не помнит ту ночь, вспомнит эту незначительную фразу, но кто знает…

И я уверено вывела в подписи: "Солнечная".

Чувствовала я себя сносно, и врач дал мне оптимистичные прогнозы. Если не буду прыгать с горки и есть жирное жареное мясо килограммами, а вместо этого лягу в больницу и сяду на диету из таблеток, то вполне могу дотянуть до срока, когда мне сделают кесарево сечение. Родители нахмурились, полагая, что я сейчас ещё взбрыкну на счет естественных родов, но я была не настолько чокнутой. Если, чтобы выжили моя дочь и я, нужно разрезать меня напополам, то ради Бога!

Адвокат был не в восторге, когда одиннадцатого января, на следующий день после восемнадцатилетия Светы я пришла оформить право опекунства на неё. Он предупредил меня, что, так как я на седьмом месяце беременности и имею серьезный диагноз, моё решение могут оспорить, но я была готова рискнуть. Он оказался толковым мужчиной и предложил, раз у меня проблемы с родителями и они угрожают жизни моего ребёнка, все вопросы по поводу моей жизни и смерти, а так же, если возникнет ситуация, кого спасать, меня или мою дочь, так же передать право решать Свете.

Когда я рассказала ей, она сама едва меня не убила.

Родителям мы пока об этом не говорили, по понятным причинам, и каждая из нас надеялась, что и не придется. Моё сердце, проникнувшись моим скорым материнством, вело себя смирно и не создавало мне проблем, и я уже поверила в счастливый итог.

… - Спи, моё солнышко. Спи, там за облачком дремлют наши ангелы, пока ты в маминых руках… — пела я, гладя живот. Разбушевавшаяся после обеда малышка успокоилась, словно слушая мой голос, и я улыбнулась. Как же сильно я уже любила её! Слыша стук её сердца каждый раз, когда меня забирали на обследование, я смеялась, чувствуя себя самой счастливой женщиной на свете.

Мама пару раз присутствовала при этом, и, наверное, что-то в ней смягчилось. Она рассматривала её на экране, находила какие-то мои черты в этом неясном снимке, улыбаясь вместе со мной. Спрашивала, как я её назову. И мне так хотелось поверить, что она её полюбит так же, как меня… но я боялась. Раз однажды они с папой сказали такое про ребёнка, эта мысль есть в их головах. Значит, она не в безопасности.

— Твой папа позаботиться о тебе, — шепнула я, чуть наклонившись вниз, чтобы она слышала меня. — Он такой замечательный!.. Если вы увидитесь, ты меня обязательно поймешь! Красивый, как воплощение идеала, веселый, умный… Представляешь, он даже меня обогнал по баллам аттестата в дипломе, а это сложно, говорю сразу!

Ребёнок пнулся, словно говоря "да ну!", и я вновь засмеялась. Женская солидарность была даже у ещё не рожденных девочек.

— Ты его полюбишь, — пообещала я ей, ещё раз проведя ладонью по животу.

Я слышала топот за дверью палаты, но вставать не решилась — ещё с вечера я чувствовала себя не очень хорошо.

— Соловьеву срочно в операционную, Валентина Сергеевна уже готовится, — услышала я голос акушерки. Соловьева — это же женщина из палаты напротив! Но ей ещё две недели!..

Скрестив пальцы наудачу за неё, я вернулась к чтению, периодически морщась — живот побаливал, но звать медсестру я не стала, считая это просто капризами кишечника.

Постепенно накатила сонливость, и, чтобы ничего не помешало сну, я встала, чтобы сходить в туалет — и непонимающе уставилась на пол, по которому растекалась мутная лужа. Какого фига?..

— Полиночка, ты ещё не спишь?.. Мама дорогая! — Катерина, акушерка, с которой мы сдружились, ахнула, поняв все раньше меня. — У тебя отошли воды!

— Но ещё рано ведь!.. — запаниковала я, оседая на пол.

— Скажи это дочке! Дети сами выбирают, когда родиться, не согласовывая свои планы с нами. Кто-нибудь!.. — Акушерка выглянула в коридор. — Эй!

Я легла на пол и испугано сжалась, стараясь дышать так, как учили на занятиях для беременных. Вдох… выдох… выдох… милая, зачем же ты так торопилась?.. выдох… маме нельзя сейчас рожать…

— Так, Полина, идти сможешь? Или хотя бы встать?.. — Катя села рядом со мной. — Дай я посмотрю…

Она приподняла мою сорочку, я почувствовала прикосновение прохладных рук.

— Ну, ничего себе! У тебя раскрытие восемь сантиметров. Бли-и-ин!

— Что? — дернулась я. Только бы она была жива!

— Это много. — Катя посмотрела на меня. — Боюсь, мы не успеем привести тебя в операционную и сделать кесарево. Ты вот-вот начнешь рожать. Ты что, не чувствовала схватки?