Юрий Буйда - Синяя кровь

На следующий день Маняша рассказала ей о музыкантах, которые тогда, год назад, играли на палубе парохода, пока «Хайдарабад» огибал остров, пока Ида танцевала босиком в кают-компании, пытаясь поймать губами лепестки роз, падавшие с гирлянд, а оркестр играл, постепенно затихая – труба за трубой, скрипка за скрипкой, звук за звуком… серебро и медь… Оркестр затихал – на двадцатиградусном морозе музыканты один за другим выбывали из строя. Труба за трубой. Дольше всех держался скрипач, но и он в конце концов рухнул на палубу.

У генерала Холупьева дело было поставлено так, что без его приказа никто не смел и пальцем шевельнуть. Генерал был занят, приказа не было, и музыканты просто погибли. Умерли от переохлаждения. Труба за трубой, скрипка за скрипкой. Утром генерал приказал навести порядок на судне, и мерзлые тела музыкантов сожгли в пароходной топке.

Они были заключенными, и в случае смерти их ожидала могила без креста и звезды – столбик с номером. Этим повезло: они умерли с пользой, согревая жаром своих тел каюту Иды Змойро, великой актрисы.

– Откуда тебе это известно? – спросила Ида.

– Мой брат служит на пароходе, – сказала Маняша. – Кочегаром.

– Он жив?

– Кто жив?

– Твой брат.

– А что ему сделается. Вы только никому не говорите про это, ладно?

Ида кивнула.

В гости к Кабо они поехали вдвоем, Ида и Маняша. Маняша везла узел с собольей шубой.

Кабо обрадовался, за обедом много говорил о советском театре как единственном духовном наследнике театра античного, то есть театра, ставившего во главу угла общественное служение, интересы общества, а не узкие интересы так называемого искусства…

Ида рассказала ему о своем деле. Кабо замахал руками, но Лизанька – Ида подарила ей шубу – прикрикнула на него:

– Как тебе не стыдно, папочка! Идочка ж нам как родная!

Кабо сдался: Лизанька была беременна, и огорчать ее он не хотел.

Три недели Ида обивала пороги канцелярий, стояла в очередях, молила и кричала. Кабо тем временем обзванивал своих друзей и знакомых – среди них были чиновники, которые имели доступ на самый верх. По вечерам они подводили итоги, намечали планы на следующий день: куда пойти, с кем встретиться, о чем просить.

Ида и Маняша ужинали отдельно, чтобы не огорчать Лизаньку своим видом, – об этом попросил Кабо.

Ночью Маняша прижималась горячим телом к Иде. От Маняши пахло милым девчачьим потом, мятным зубным порошком и фиалковым мылом. Она шепотом расспрашивала Иду о мужчинах, и Ида отвечала – сначала неохотно, а потом поняла, что ей это нужнее, чем Мане, и стала рассказывать по-настоящему – откровенно, с деталями: о Спящей красавице, об Эркеле и первом поцелуе в Черной комнате, об Арно и «Хайдарабаде», о том грозовом июльском дне, когда из глубины озера вдруг всплыл линь – настоящий бог, лиловый и золотой, и об Уильяме Сеймуре, о том, как они катались на лодке по Эйвону, а потом – потные, хохочущие, чуть пьяные – спрятались от дождя в садовой беседке, она прижалась к нему, и они занялись любовью на полу, среди резко пахнущих ромашек, которые кто-то разбросал в беседке, и этот запах ромашек она не могла забыть, а потом вспоминала о февральском вечере на «Хайдарабаде», о поцелуе, об ожоге, предрешившем ее судьбу, о том, как она танцевала босиком вальс, пытаясь поймать губами лепестки роз, падавшие с потолка…

Эти разговоры приносили облегчение, пусть и недолгое.

Запахи девчачьего пота, мяты и фиалки смешивались с запахами ромашки и роз…

Наконец Иде сказали, что она может забрать тело мужа, и назначили дату – 5 марта.

– Тело? – не поняла Ида. – Что значит – тело?

– Тело, гражданочка, то есть – труп, милая… – Женщина в офицерском мундире сочувственно вздохнула. – К сожалению, ваш муж скончался в следственном изоляторе. – Протянула Иде бумажку. – Вот медицинское заключение: острая сердечная недостаточность. Пятого, то есть завтра, можете забрать тело…

Ида оглохла. Она не расслышала адрес морга. Она не понимала, зачем эта женщина с капитанскими погонами шевелит губами.

На улице ее ждали Кабо и Маняша.

Они обогнули Лубянскую площадь, свернули в Театральный проезд.

В лицо полетели капли.

Ида остановилась.

Нет, это были не капли, вдруг поняла она, это был снег. Снег пошел…

– Красный, – с удивлением сказала Маняша, проводя ладонью по лицу. – Вы гляньте только, снег-то – красный!.. – На ее лице расплылись грязновато-красные разводы. – Красный…

Боже, с ужасом подумала Ида, снег…