Юрий Буйда - Синяя кровь

– Холупьев, – сказала она. – Знакомая фамилия…

– Моя мать была родом из Чудова. Она выросла здесь, но уехала… несчастная любовь и все такое… темная история… она не любила об этом рассказывать…

– Ее звали Ханной?

– Странное имя для русской женщины, правда? Прошу!

Ида не могла завести разговор об Арно. Она же была великой актрисой и понимала, что в этой сцене разговор о судьбе несчастного узника был бы стилистически неуместен. Камелопардовое платье, горностаевая шуба, вино, праздник – и вдруг… нет, вопрос об Арно прозвучал бы вопиющим диссонансом…

В рубке их ждал капитан – синий мундир, фуражка с золотым крабом, белые перчатки.

– Итак? – спросил генерал.

– Сигнал, – капитан слегка поклонился Иде. – Сигнал, пожалуйста.

Она взялась за кольцо, потянула – раздался рев сирены.

Плицы колес с шумом взрыли воду, сирена снова взвыла, под навесом на палубе серебром и медью грянул оркестр, люди радостно закричали, генерал взял Иду за руку, в вечернем небе вспыхнули огни фейерверка, что-то грохнуло, и «Хайдарабад», хищнорылый, узкий, стремительный красавец, пошел боком, развернулся, выстрелил снопом искр из высокой трубы, содрогнулся и двинулся вперед, взрезая черную воду форштевнем и оставляя за собой кипящий жемчужный след…

Все высыпали на палубу. Открыли шампанское, оркестр заиграл еще громче, на корме бабахнуло – над озером с шипением взлетели огни, ярко вспыхнувшие в небе и посыпавшиеся вниз пламенными лепестками.

Звезды пылали необыкновенно ярко, музыка была божественной, генерал вдруг наклонился и поцеловал Иду в губы, у нее перехватило дыхание, они выпили шампанского, и генерал закричал отчаянно, срывая голос:

– Ура, товарищи! Ура-а-а!..

Железные, гонтовые и соломенные крыши, подслеповатые темные окна, купы деревьев, редкие огоньки – «Хайдарабад» обогнул Чудов, миновал Жидовскую улицу – по такому случаю саперы разобрали Французский мост – и двинулся к причалу, замедляя ход.

Ида стояла рядом с генералом словно обожженная. Его поцелуй потряс ее – это был тот самый поцелуй, форма которого хранилась в душе Спящей красавицы. Она смотрела вдаль расширенными глазами, ее била дрожь, жизнь вдруг открылась ей во всем блеске и ужасе, со всеми ее безвоздушными высотами и умопомрачительными безднами, со всеми сокровищами, мерцающими на дне океанов и тлеющими в горних высях, и когда генерал спросил: «Вы останетесь?» – она не раздумывая ответила своим волшебным гнусавым голосом: «Конечно».

Оставшись одни, они танцевали в кают-компании, украшенной розами. Ида скользила босиком по ковру, пытаясь поймать губами лепестки роз, падавших с гирлянд, а оркестр играл вальсы, постепенно затихая – труба за трубой, скрипка за скрипкой, звук за звуком…

Она проснулась в полдень. Вспомнила об Арно. Но могла ли она – после всего, что случилось вечером и ночью, – просить генерала о заступничестве? После поцелуя, после вальса босиком, после такой ночи? Это было бы грубой драматургической, психологической ошибкой, разрушающей сценический образ великой актрисы…

Они обедали вдвоем в ресторане «Собака Павлова». Зал был украшен гирляндами роз, за ширмой играл скрипач, генерал сказал, что вечером они едут в театр на «Ромео и Джульетту», а когда они вышли на площадь, над Чудовом впервые за зиму рассиялось солнце, и Ида вдруг поняла, что вечером она наденет платье, которого боялась больше всего на свете. Это было бистровое платье с открытыми плечами и глубоким вырезом.

Тем вечером все взоры в театре были прикованы к ее черномраморным плечам и груди, к ее высокой беломраморной шее и бриллиантовому колье Сен-Клеров.

После спектакля они ужинали в «Национале».

Ида вдруг увидела Кабо, сидевшего за дальним столиком с какой-то женщиной, и испугалась. Революционное бистровое платье с открытыми плечами и глубоким вырезом, бриллианты, генерал в блестящем мундире – и вдруг… Ида боялась, что Кабо узнает ее и заговорит о герое другой, совсем другой пьесы, и упоительный Шекспир обернется надрывным Достоевским.

У нее вдруг разболелась голова.

Генерал вызвал машину, и они умчались в Чудов, где их ждал «Хайдарабад», сиявший на глади черных вод разноцветными фонариками, обещавший тепло, запахи роз, звуки музыки…

Весной восточную оконечность острова очистили от камней и кустов, чтобы разместить там оборудование, необходимое для запуска воздушного шара. А первыми аэронавтами стали генерал Холупьев и Ида Змойро.