Я повернулась к Верочке. Она смотрела на своего мужа преданно и спокойно, а когда он взглянул на нее, чуть прикрыла глаза, как бы мысленно посылая ему поцелуй. «Нет, счастье ей не изменило. Видно, моя подружка в рубашке родилась!..»
Они проводили меня до дверей. Верочка на прощанье ласково меня обняла, я же только кивнула, вся какая-то деревянная. На улице было темно и прохладно, пахло лесом. «В Софии нет другого такого места, где был бы столь же чистый и свежий воздух, — подумала я. — Нет другой такой счастливой семьи».
Через три месяца я узнала, что Верочка умерла.
Сначала я не поверила — настолько это было нелепо, абсурдно. Но, позвонив нашей общей знакомой, убедилась, что правда: она умерла от лейкемии. Три года болела, ездила даже лечиться во Францию… «Значит, когда я была у них, она уже знала, что обречена!» Я вспомнила, какие мысли бродили тогда у меня в голове, и меня обдало горячей волной стыда; горький, соленый вкус ощутила я на своих губах.
Осенью, когда листья на деревьях начали желтеть, я тихим теплым вечером подошла к ее дому и, подняв голову, долго смотрела на террасу, где мы когда-то сидели. Сейчас там было темно и пусто…
Как и в прошлый раз, на меня пахнуло прохладой и запахом леса. Нигде в Софии нет такого чистого и свежего воздуха…
Эмил Калычев
КОМСОМОЛЬСКОЕ ПОРУЧЕНИЕ
Я женился, в буквальном смысле слова, по комсомольскому поручению. Это на первый взгляд невероятно, но факт остается фактом. Его подлинность может подтвердить вам и моя жена — теперь уже не Петрова, а Христова. Перед тем как произойти этому замечательному событию, я представлял собой вполне законченного холостяка. А, по мнению досужих сплетниц, был достойным кандидатом в женихи. Я, конечно, понимал, что последнее не совсем отвечает действительности. Более того, самая мысль о женитьбе вызывала у меня головную боль. Не буду скрывать и того, что некоторые девушки пытались со мной заигрывать, но я не проявил к ним и тени интереса. Я бы сказал, в течение долгих лет мне удавалось таить в себе и страсть и сдержанность отшельника.
Но известно, что самые значительные события человеческой жизни случаются внезапно. Событие, изменившее мою судьбу, явилось ко мне в облике комсомольского секретаря, который однажды после обеда остановил меня у входа в тоннель. Остановил и спрашивает:
— Как ты относишься к вопросу о воспитании человека?
Я, не задумываясь, отвечаю:
— Положительно!
— Так… Что ж, выходит, ты и сам человек положительный.
Меня просто подкупает такая оценка, и я продолжаю с воодушевлением:
— За человека надо воевать, бороться за него…
— Вот именно, — отвечает он, — надо воевать и бороться.
И так хитро смотрит на меня:
— А не знаком ли ты случайно с Гинкой — той, что работает на помпе в смене у Данчо?
— С кем, с кем?
— С Гинкой Петровой. Знаешь, с нее и начнем. Займись-ка ею!
— Как то есть — займись? — недоумеваю я, и от дурного предчувствия у меня начинает ныть под ложечкой.
— Пойми ты — пропадает девчонка! Совсем от рук отбилась: выпивает, курит и вообще катится по наклонной плоскости.
— А-а, та самая!.. А что я-то общего с ней имею? Уж не думаешь ли ты?.. Я просто возмущен!
— Да нет, выслушай до конца! Ты, так сказать, человек авторитетный… Возьми на себя это дело. Надо воздействовать на нее положительным примером.
— Слушай, милый, я электротехник, а не нянька! А она, судя по всему, уже духовный инвалид. И не пытайся уговаривать!
Он хватает меня за лацканы:
— Да погоди ты! Ведь речь идет о чем? О воспитании человека!..
Одним словом, деваться мне некуда, я вынужден согласиться, хотя зол на него зверски. Как он ловко припер меня к стенке, этот хитрец! Я не успеваю даже остыть как следует, а уже пора отправляться в женское общежитие.
А там в сборе целая стая девиц. И Гинка. Лежит, растянувшись на кровати.
Я останавливаюсь прямо над ней:
— Слушай, согласно комсомольскому поручению, я буду тебя перевоспитывать!..
Она так и сверкнула в ответ зелеными глазищами:
— Что-о?!
— Поручение, — повторяю я и от волнения начинаю заикаться, — комсомольское поручение… выправить твое поведение…
— А-га, понятно.
Девчата зажимают рты ладонями.
— Раз так, — продолжает Гинка, — выправь сначала складки на одеяле. Не видишь, все измялось?
— Заноза! не выдерживаю я.
Девушки взрываются хохотом, а я, хлопнув дверью, вылетаю вон.
Вечером, войдя в столовую, я уже с порога ловлю на себе любопытные взгляды. Сидящие оборачиваются в мою сторону, и кто-то быстро произносит, но так, что и глухому слышно:
Читать дальше