Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

В этом году о дне рождения Рэмси Лоренсу напомнила Ирина, и она же принялась уговаривать его пойти. Он был ужасно занят. Неужели из-за некогда установленной традиции им предстоит до скончания века 6 июля встречаться с Рэмси?

— Хочешь бросить его в такой день? — с сомнением спросила Ирина.

— Ничего радикального. Просто не встречаться, и все.

— Не встречаться — значит бросить.

— Но он бывает немного утомителен, разве нет? С ним можно поговорить только о снукере.

— Ты всегда любил говорить с ним о снукере!

Лоренс пожал плечами:

— Возможно, я уже сказал все, что хотел.

Он вернулся к чтению, но Ирина стояла перед диваном до тех пор, пока он со вздохом не поднял на нее глаза.

— Что тебя так задело?

— Мы знакомы много лет. Неужели и со мной так будет? Однажды скажешь «До свидания» только потому, что высказал все, что хотел?

Ирину не покидало неприятное чувство, что так случалось со многими парами и подобное развитие событий возможно без всякого предупреждения.

— Мы будем говорить о дне рождения Рэмси, а ты сообщишь, что уходишь, например, или о чем-то подобном. Перезвони ему. Мы же дружим. У него нет повода сомневаться в том, что он нам небезразличен. Рэмси неплохой парень.

— Все люди неплохие.

— Но не ты. В данный момент.

— Господи, в прошлом году мне пришлось чуть ли не под дулом пистолета заставлять тебя ему позвонить!

Верно, в прошлом году она встречалась с Рэмси без Лоренса лишь для того, чтобы не разрушать их дружеские отношения, но вечер превратился в долгое «Говори за себя». После нескольких месяцев перетягивания каната Лоренс потерял право на единоличное владение Рэмси Эктоном в Борнмуте. Будь то Рэмси или Россия, Лоренс желал обладать правом собственности в одиночку, в противном случае он терял к объекту интерес. Таким образом, наложенное им вето можно было интерпретировать следующим образом: «Гели Рэмси не будет моим, то и твоим он тоже не будет». Однако она не была готова отказаться от человека, ставшего для нее, как те тайные две-три сигареты, выкуренные за неделю, безвредным в малых дозах.

— Именно так, — сказала Ирина, — но ведь ты утверждал, что, если я не позвоню, он обидится.

— Ты все же переступила через себя, и вы кутили вдвоем всю ночь.

Боже, она надеялась, что он забудет.

— Я совсем не это говорила.

— Теперь я предлагаю сделать вид, что мы забыли о дне его рождения, а ты с ума сходишь.

— Я не схожу с ума. Я пытаюсь тебе объяснить, что надо быть внимательными. Всего один вечер. Я приготовлю ужин…

— А мне, значит, надо купить все вино, которое этот парень выпивает за день. Или за одно утро.

— Я могу сказать, что тебе рано вставать на работу.

— Даже не пытайся. Для Рэмси такие объяснения, как «вставать на работу», непонятны. Он раньше четырех, по-моему, вообще не ложится.

— Раньше он тебе нравился.

— Да, ну, знаешь, иногда люди мне надоедают.

— Знаю. — В голосе была печаль, которую Лоренс, по счастью, не заметил.

Однако, когда Ирина все же позвонила Рэмси, выяснилось, что у него другие планы. Не забыла ли она, что он рассказывал ей об «Ути-клабе» в Индии? Он напомнил об их встрече в Борнмуте так, словно это было очень давно. Разумеется, Ирина помнила о клубе. Так вот, он едет в хадж. Она даже удивилась, что он знает такое слово, и переспросила: «В паломничество?» Рэмси ответил утвердительно. Его не будет почти до конца июля. Посещение одного клуба снукера не может занять целый месяц, поэтому Ирина решила, что его, как и большинство европейцев, влечет на субконтинент поиск собственного пути. Она пожелала ему счастливого путешествия и повесила трубку. Разговор был столь кратким, что Ирина невольно поразилась, какими близкими ей казались их отношения в прошлом году. Ей не давала покоя мысль, что он намеренно уезжает из Лондона на день своего рождения. Весь остаток дня она чувствовала себя потерянной. Нарушение традиции словно развеяло чары, и Рэмси предполагал, что так будет. Лоренс обрадуется. Теперь они не обязаны встречаться с Рэмси в следующем июле, впрочем, как и все последующие июли.

Это было простое расхождение во мнениях, но позже события этой осени будут для них особенными. Перед сном Лоренс разгорячился и поднял тему о возможном импичменте.

— Я думала, ты ненавидишь Клинтона, — сказала Ирина.

— Он человек беспринципный. Страдает манией величия, думает лишь о возвышении Уильяма Джефферсона Клинтона. Но он умен.